Е. Г. Ну зачем же вы так, ну что вы…
О. П. Я никого не бью! Меня любят дети! Мы на соревнованиях все места занимаем вообще-то! Первые по округу! У меня и диплом есть!
Б. Вот я и говорю, Маша любит Нину Николаевну. Все дети довольны, ни у кого проблем не было, одной только Мироновой что-то надо, ну теперь понятно почему, с такими-то родителями.
Миронова. Это вы на что намекаете? Если б не моя дочь, то мы б и не знали, что здесь работает садистка и фанатичка!
Б. Сама вы фанатичка! Истеричка! Верно Нина Николаевна говорила: дочка вся в вас!
РК2. А вам, я погляжу, такие методы воспитания по душе? По «Домострою», небось, живете? Детей каждый вечер на горохе стоять заставляли и «Отче наш» начитывать? Хотя нет, вы-то своих в пионеры отдавали, а вот с внуками уже другую схему отрабатываете… Знаю я таких!
Б. Девчонке уж точно не помешало бы помолиться. Грех-то какой мальчика загубить!
Горностаев. Никто его не загубил. Вася идет на поправку.
Миронова. О, глядите-ка, кто явился! Соизволил-таки! Мы уж вас и не ждали.
Е. Г. Здравствуйте! Как Васенька, мальчик наш, мы тут все испереживались, сказать по правде, в гости уже собирались к нему…
Горностаев. Вот только суньтесь. Я не собираюсь подавать в суд. Ни на вас, Елена Георгиевна, ни на школу, ни на класс, ни на эту юродивую. Она-то побоялась прийти, да? С детьми только смелая. Но вы дадите ей черную метку. Вы хотя бы интересовались, за что ее из прошлой школы турнули? А я узнал. Передайте ей: выяснится, что полезла к детям, все узнают всё. Найду и посажу.
РК3. За что же вы ее сажать собрались-то?
Горностаев. За доведение до самоубийства, если хотите.
Е. Г. Ну что вы, что вы такие слова говорите! Нас же записывают!
Б. А может, вы еще и девчонку за это посадите? И ребят? Они-то больше виноваты. Из-за таких, как вы, у нас в стране сплошная разруха! Своими руками выкапываете главную яму из-под ног!
Миронова. Бабуля, вы на маразм давно проверялись?!
Б. Какая я тебе бабуля?! Никакого уважения к старшим, посмотрите, что творится! Вот поэтому дочка и такая!
Горностаев. Девочка не виновата. Она защищалась и не знала, как все пойдет. Ей очень жаль, я знаю.
Миронова. Это откуда это?
Горностаев. Вася говорил. Оля писала ему, просила разрешения прийти.
Миронов. Что?! Когда это? С какой вообще стати?
Горностаев. С той, что у вашей дочери совесть есть.
Миронова. В отличие от вашего сына уж да.
Миронов. Ирада, ну не надо, у человека беда…
Миронова. А у нас не беда!? Не беда, я спрашиваю? Дочку травили, учительница травила, класс травил! Ее на коленях держали, а она еще будет в больницу бегать к этому (неценз.)!
Миронов. Ира!
Е. Г. Нас же записывают!!!
Горностаев. Я понимаю, что вы расстроены. И вы мать. Поэтому будем считать, что я этого не слышал.
Миронова. Ах ты ж, посмотрите, он нас прощает! А мы не прощаем! Не будет вашему сыну покоя, не будет!
Горностаев. Слышь, утихомирь уже свою жену.
Миронов. Слышь! Ты это мне указывать будешь?!
С. Л. Простите. Можно мне сказать?
Е. Г. Конечно-конечно, давайте уже все послушаем Софью Львовну. Может, она нам чего полезного скажет? Да, Софья Львовна?!
С. Л. Спасибо. Дело в том, что Софья Львовна вот уже час все это слушает, а конструктива не слышит.
РК1. А кто в этом виноват, по-вашему?
С. Л. Мы.
Е. Г. Софья Львовна хочет сказать, что…
С. Л. И вы. И никто. Больше всех Нина Николаевна. Но вся эта история стала лакмусовой бумагой, потому что упущения были и без того.
