Я взглянул на дядю.
– Я не буду жить с тобой?
Он нахмурился.
– Тебе восемнадцать, правда? Я был предоставлен сам себе и работал уже в четырнадцать лет.
– Но…
– Никаких «но». Ты только что приехал в Калифорнию и уже мечтаешь целый день бездельничать на пляже? Обычное дело.
Я стиснул зубы. Я работал с восьми лет – в рамках рабочей программы для малолетних – либо выполнял работу по дому в любой приемной семье, согласившейся взять меня на несколько месяцев. На ферме в Манитовоке я трудился по тринадцать часов в день под палящим солнцем за мизерную оплату.
«Не говори мне о лени, придурок».
– Что за работа? – спросил я.
– Содержание квартир. Текущий ремонт. Что-то вроде мастера на все руки. Ты когда-нибудь работал плотником?
– Когда мне было шестнадцать, я попал в семью, владевшую строительной компанией. Я кое-чему научился.
– Хорошо. А как насчет сантехники? Отопления и вентиляции?
– Не очень.
– Там многого знать не надо, – проговорил он. – Я тебя научу. Мне нравится самому заниматься ремонтом. Получается дешевле. Не желаю, чтобы на мне наживались так называемые профессионалы, которые дерут втридорога, а сами не могут отличить трубу в четверть дюйма от дырки в земле.
Я поерзал на сиденье. Дядю не интересовало воссоединение семьи. Не будет ни обедов за одним столом, ни совместного просмотра матчей. Я был рабочей силой. Ничего больше.
В желудке поселилась пустота, как будто я не ел много лет и не собирался в ближайшее время.
– А как насчет школы?
Нельсон нахмурился.
– Какой школы?
– Мне осталось доучиться еще год.
Он фыркнул.
– Серьезно?
– Я пропустил один год, когда… все это случилось. Я хочу окончить школу. Получить диплом.
– Пройди тест, если тебе это так важно. У тебя не будет времени на школу. Там уйма работы. Когда кто-то съезжает или его выставляют, нам нужно убрать весь хлам и подготовить дом для нового жильца. Мы должны разместить объявление о сдаче внаем, проверить претендентов. А потом собрать арендную плату, что не так уж и просто. Если бы ты слышал их оправдания, то решил бы, что я занимаюсь благотворительностью.
Дядя продолжал монотонно бубнить, а я кое-что вспомнил. Последний раз, когда по-настоящему разговаривал с мамой, всего за три дня до ее смерти.
– Закончи школу, Ронан, – проговорила она, протягивая вымытую тарелку, чтобы я ее вытер. – Что бы ни случилось. Не уподобляйся мне. Я бросила учебу, и с тех пор передо мной захлопнулись все двери. Дальше нет пути. – Ее ясные голубые глаза омрачила тень, а потом она улыбнулась мне. – Ты умный. Не слушай, если кто-то скажет иначе. И никому не позволяй отнять его у тебя.
– Что отнять? – спросил я, ставя тарелку на столешницу.
– Твое будущее.
Я повернулся к Нельсону.
– Я хочу закончить школу.
– Это не обсуждается.
– А что обсуждается? Ты хочешь заставить меня работать.
– В обмен на крышу над твоей тупой башкой. – Я промолчал, и он вскинул брови. – У тебя есть другие варианты? Как насчет той фермы, где ты убирал коровье дерьмо и спал в сарае? Если вдруг захочешь вернуться, только скажи. Я остановлю машину и позволю тебе сойти прямо сейчас.
«Бросишь, как собаку, на обочине дороги», – подумал я, пока все зародившиеся во мне надежды сгорали одна за другой. Я снова остался один. Значит, черт возьми, так тому и быть.
– Остановись.
Нельсон нахмурился.
– Что?
– Ты меня слышал. Я сказал «остановись».
– Погоди…
– Останови эту чертову машину.
