– Сломана главная пружина, мистер Вудьер, – сказал он. – Мне на это понадобится три дня.
Он положил часы в ящик. В этот день у него что-то было на уме, что-то он хотел мне сказать. Вернувшись к своему прилавку, он перегнулся через него и уже открыл рот, но в эту минуту вошла какая-то дама, совершавшая кругосветное путешествие, и спросила у него серебряную ложку с эмалевым значком египетского флага. Момент был упущен.
– Через три дня, мистер Вудьер, – сказал Папаяни и перенес внимание на покупательницу.
Ровно через три дня я вернулся к Папаяни и спросил свои часы. Они были уже готовы. Он поставил их на точный час, сверив с хронометром, который громко тикал в своем футляре из красного дерева.
– Правильно идут? – спросил я.
– О, да.
– Ну, если вы удовлетворены, тогда все в порядке, – сказал я, и, прикрепив часы к своей цепочке, я вышел, оставив позади себя весьма разочарованного часовщика.
Он был настолько разочарован, что в тот же вечер написал мне письмо, прося меня зайти в его лавку. Я был заинтригован такой настойчивостью. Папаяни был не такой человек, чтобы беспокоиться по пустякам. Очевидно, у него было что сказать. Поэтому я прошел опять на почтовую улицу как раз в тот час, когда он закрывал магазин на завтрак. Он отворил стеклянную дверь и снова запер ее за мной.
– Я должен что-то вам показать, мистер Вудьер, – сказал он. Пройдя за прилавок, он поднял с полки позади себя большой хронометр в футляре из красного дерева, по которому он накануне поставил мои часы.
– Но вы уже мне их показывали вчера, – ответил я.
– Вы знаете, что это такое, мистер Вудьер? – спросил он.
– Конечно, знаю, это – судовой хронометр.
– С какого парохода?
Я повернул к себе ящик и раскрыл крышку. На зеленой прокладке не было этикетки – только на диске часов было имя фабриканта из Глазго.
– Не имею никакого представления.
Тут он вдруг перегнулся плечами и грудью через прилавок.
– «Калобара», – сказал он.
Я его снова разочаровал.
– «Калобара»? «Калобара»?
Я служил много лет и во многих портах компании «Даггер». За двадцать лет я видел целую вереницу судов, все были друг на друга похожи, каждый имел свое особое имя. Однако через минуту я вспомнил «Калобара».
– Он потерпел крушение около Сокотры?
Папаяни кивнул.
– Торговый пароход доставил уцелевших в Аден. Оттуда они поехали дальше.
– Но откуда же вы знаете, что этот хронометр именно с этого парохода? Кто-нибудь украл его и продал вам?
Папаяни покачал головой.
– Часы не мои. Мне их оставили для чистки и починки месяца два назад.
– Но откуда же вы знаете, что они с «Калобара»? – повторил я.
Папаяни принял загадочный вид.
– Я проявил любопытство. Тут есть номер, видите ли. – Он вынул хронометр из футляра красного дерева и показал мне номер, выгравированный на дне его. – Я написал фабриканту в Глазго. Часы с этим номером были сделаны для «Калобара» двадцать четыре года назад.
Тут я начал вспоминать – больше, чем мне хотелось вспомнить. Я отступил от прилавка, как будто этот хронометр был чем-то живым и опасным. Я не хотел ничего про него больше слышать. Но вопреки самому себе, я все-таки спрашивал:
– Так вам его принесли, вы говорите?
– Месяца два назад.
– Кто его принес?
– Имя у меня где-то записано, – ответил Папаяни. Он открыл ящик и оттуда достал большую книгу заказов. Просмотрел заказы, данные больше двух месяцев назад, проводя пальцем по страницам. – Я плохо запоминаю имена. «Хассан Бу Али, имам Мербата», – прочел он.
