Не приходит в голову устраивать какие-то битвы и сечи.
Человечу вас, человечу…
И, знаешь, это, конечно, классно, что стрелки на твоих курантах стоят,
Но на кой ляд ты подкручиваешь циферблат?
В общем, сел, задумался, голову обхватив…
Что же я так с житьём и бытьём строптив?
Судьба – она, конечно, та ещё проводница,
Но коль дали жизнь, так пробуй с этой жизнью ужиться.
Плод жизни так ярок,
Так чуден и сладок,
А жизнь – из помарок,
Сплошных опечаток.
Повсюду так зыбко —
То тени, то эхо.
Нельзя без ошибок,
Промашек, огрехов.
Но мы кособочно
Идём по шажочку,
И вот из шажочков —
Цепочка из точек.
А от многоточий —
Круги по мирам.
Кружок на кружочек —
И выстроен храм.
Рисовал на бумаге рисовой
Светотени лиловых ирисов,
И чабрец, и душицу с ромашками,
И дрожащего в мареве бражника.
И, почти не дыша, на папирусе
(Вдох – диастола, выдох – систола)
Рисовал я стрекозью грацию
Меж платанами и акациями.
Расцветали ирис с душицею,
Улетали на небо жар-птицами.
И ромашка взметнулась над высями,
Помахав в небе перьями-листьями.
Принакрывшись стрекозьеми чарами,
Канул бражник в закатное марево.
Я для красок возьму чабрецовый цвет,
Нарисую тебе букет.
Сошлись как-то три дождика
На промозглой улочке.
Промокшие ноженьки,
Отсыревшие дудочки.
Запели, заиграли,
Запрыгали по лужам —
Вот и нет печали,
Да городок разбужен.
Все открыли окна,
Глянули на брусчатку.
А там три дождика мокнут —
Ни шапочек, ни перчаток.
Не прошло и пары минут,
Набежало народу тут!
И большие, и малые,
И все дождикам припожалуют —
Кто шляпки и зонтики,
Кто плащики и ботики.
Надарили им всякого,
И ушли они в ночку —
Колокольчиком звякают,
Дудят во гудочки.
Наступит день —
И Верховный Пернатор Птиц покинет свой трон.
Воскликнет: Пора в глушь деревень!
И выпорхнет вон.
Скипетр и держава,
Мантия – горностаевый воротник…
От них всё в душе ржаво.
А солнце бежит на ножках-лучах в полях земляник.
Чудеса начались немедля —
За ближним углом.
Один мальчишка-дрозд одолжил ему велик,
Добавив: На нём ощущаешь себя орлом.
Пернатор улыбнулся,
Но не сказал, кто он есть.
Он увидел: весь этот мир – all inclusive,
И теперь он здесь.
Дорога петляла между тюльпанов,
Кузнечики прыгали так, что в глазах – рябь.
Пернатор складывал из запахов икебану,
Повторяя: Теперь я – не раб.
Прежде мнилось: если на самой вершине,
То… Господи, какая же это всё чепуха!
Куда же мы вечно спешили?
И на что нам эти верха?..
…Увы, но Пернатор пока в тронном зале.
И всё это – сон,
Фантомные боли в крылах.
Но когда-нибудь он
Выйдет в одно из окон,
Чтоб ехать без всяких препон,
Без путей – напрямик.
В лучах
И в полях земляник…
О, когда бы вы знали,
Как хочется ве`лик тому, кто вели`к.
Баю-баюшки-баю!
Колыбельную пою.
Даже серенький сверчок
Спать ложится – и молчок.
Спят шипастые ерши,
Спят шипучие ужи,
Спят бараны и вараны,
Спят метели и бураны,
Пеликаны и моржи.
Спи и ты, а рано утром
Небо брызнет перламутром.
И из тёмного угла,
Из-под стула и стола
Выйдут тени, тьма и мгла.
И помчат за ночью следом
В те края, где всё без света.
Люди глянут во дворы,
А кругом миры, миры!
И везде светло-светло!
Значит, солнышко взошло.
Однажды ездил я на Крит,
И там рыбак, плетущий сетку,
Продал мне маленьких харибд,
Сказав, что звери эти редки.
И так милы, что нет и слов.
Да, чуть похожи на ослов,
И пятаки у них свинячьи…
Но зверь – отличный птицелов.
А что шипы… так он их прячет!
И я, уверовав в добро,
Узрев улыбку чудных тварей,
