Чего почитать, если нечего почитать – 2 - страница 4

Другую книгу Ирвинга, «Отель „Нью-Гемпшир“», с одинаковым успехом можно было бы назвать и бурлеском, и гротеском, и сатирой, и трагикомедией, и романом воспитания… А можно – фантасмагорической семейной сагой.

«Любимой историей в нашей семье была история о романе между отцом и матерью, о том, как папа купил медведя, как они с мамой полюбили друг друга и быстренько, одного за другим, заделали Фрэнка, Фрэнни и меня („Бац, бац, бац“, – как сказала бы Фрэнни); а после небольшой передышки – Лилли и Эгга („Пиф-паф – мимо“, – скажет Фрэнни)».

Чего и кого только нет в этой семейке, состоящей из сплошных чудаков, а также невозможных собак и даже, как было сказано выше, дрессированных медведей. В довершение всего, живут они в собственном частном отеле, бок о бок с колоритными служащими и разнообразными постояльцами.

Джон Ирвинг изменил бы себе, если б не поместил сей отель в маленький «академический» американский городок (он вообще мастер изображать специфическую атмосферу таких городков, сконцентрированных вокруг частных школ либо университетов, – ибо сам профессор), и если бы часть повествования не происходила в Вене (он, похоже, обожает Австрию, в которой некоторое время жил и работал, больше прочих стран Европы, что находит отражение едва ли не во всех его романах). Ну, и ещё он не был бы самим собой, если бы не включил в свой текст изрядную долю натурализма, доходящего до стадии, которую принято называть «порнухой и чернухой»…

Но, несмотря на это и на множество по-настоящему грустных (а отнюдь не только весёлых и прикольных!) вещей, происходящих с персонажами, книга у Ирвинга, как обычно, получилась светлой, позитивной и гуманистичной. Ведь «руководящий принцип нашей семьи сводился к тому, что осознание неизбежности печального конца не должно мешать жить полнокровной жизнью». Ирвинг уверен, что жить и любить людей стоит, несмотря ни на что, и умеет заставить читателя проникнуться этой верой.

Совсем молодой (25 лет) американский писатель выпустил свой дебютный роман, ставший настоящим бестселлером, по которому уже снят фильм («И всё осветилось» в российском прокате). Василий Арканов, известный как корреспондент компании НТВ в США (и по совместительству сын знаменитого Аркадия Арканова) сделал перевод. Казалось бы, чего особенного в последнем факте? Но особенное тут то, что половина романа написана не обычным английским языком. Она написана специфическим языком русского парня, который воображает, что изъясняется на английском, а посему целиком состоит из выражений вроде «люди бедные и сельскохозяйствующие», «для интимизации вдвоём я человек высшей пробы», «ночью будет ёмкотрудно», «я остаюсь с отсутствием что-либо о ней изречь» и т. д. и т. п. Так что переводчик – своего рода герой, который (по его уже собственным словам) «старался наилучшайче и сделал лучшее из того, что мог, что было лучшим из того, что я мог бы сделать».

Этот парень, главный герой, якобы русский из Одессы со странной (такова обычно судьба всех иностранных авторов, придумывающих стилизованные российские фамилии) фамилией Перчов, приставлен в качестве переводчика к американскому еврею, начинающему писателю, который в романе так и именуется: Джонатан Сафран Фоер. Что приехал искать свои семейные корни в украинской глубинке. Другая половина текста, написанная «нормальным» языком, повествует о колоритных предках Фоера, жителях местечка, ныне исчезнувшего с лица земли. Оба этих языковых пласта в романе чередуются, сюжетное напряжение не отпускает, и финал оказывается достаточно неожиданным…