– Мне собраться надо, курицу забить и приготовить. Лепешки испечь. Чего добру пропадать? И… – она запнулась, вопросительно глянула на его порты и рубаху, – наверно, стоит подобрать тебе одежду?
– А есть из чего?
Она нервно кивнула, судорожно сжимая в кулачке бесполезный перстень.
– —
Ружье бездушный не взял, зато долго и придирчиво выбирал кухонный нож и топорик. В дедовых штанах и куртке он выглядел почти человеком. Почти. Только кожа слишком бледная, волосы серые… или седые? Да взгляд, какого не бывает у обычных людей.
Вздохнув украдкой, она поправила капюшон, закинула на спину торбу со скудными припасами, одеждой и прочими нужностями. Привычно с натугой повернула притолочный запор (обычный еноты навострились открывать). Добыла из сараюшки снегоступы. Свои и деда.
Шагать по лесу в молчании было… неприятно. Бездушный не предложил забрать вещи, шел налегке, быстро, уверенно выбирая направление, не снижая скорости даже когда попадались препятствия. Одним плавным движением нырял под поваленный ствол или перекатывался через него поверху. Анири так не умела, поэтому то и дело отставала. Провожатый не оборачивался, но всегда точно знал, когда остановиться и подождать.
Вопросы теснились в голове, но заводить беседу с бездушным, который едва тебя не приговорил, не очень-то хотелось. Все-таки ближе к обеду она не выдержала:
– Почему ты оказался там, возле моего дома, совсем без ничего?
– Почему без ничего? В штанах и рубахе.
Лица не видно, спокойный голос, ни намека на эмоции.
– Тебя… ограбили?
Бездушный кашлянул как-то очень по-человечески.
– В каком-то смысле. Ограбил. Шатун. При попытке спасти его от браконьеров.
– А браконьеры, что с ними сталось? Они… мертвы?
Бездушный пропустил вопрос мимо ушей. Некоторое время шли молча, затем любопытство вновь взяло вверх над эмоциями.
– Как твое имя? – спросила Анири, пристально рассматривая маячившую впереди широкую спину в дедовой куртке.
Он замедлился на неуловимое мгновение, словно споткнулся не споткнувшись. Бросил отрывисто:
– Зачем тебе?
– Не могу же я называть тебя «бездушный»?
– Почему? Можешь. Бездушным, гончей короля, отморозком, нежитью, мертвяком. Все так делают.
– Это… это неправильно.
Он безразлично пожал плечами.
– Как скажешь. Тогда пусть будет Див.
– Но тебя зовут иначе?
Пауза. Почти незаметная.
– Помолчи, ладно? Мне надо слышать дорогу.
– —
Несмотря на передышку днем, путь через бурелом вконец вымотал непривычную к долгим пешим прогулкам Анири. В сумерках, когда они вышли на лишенную деревьев, продуваемую ветрами просеку, она едва не падала от усталости. Снег здесь казался неглубоким. Ремешки снегоступов натирали щиколотки, и девушка решила избавиться от неудобного снаряжения хотя бы на время. Идти сразу стало легче.
Снег скоро сменился льдом, и стало понятно, что просека – вовсе не просека, а промерзшее на солидную глубину, а то и до дна, русло ручья или небольшой реки.
Анири не заметила, когда отклонилась от ровной цепочки следов бездушного. Залюбовалась на нависшие над головой заснеженные ветви ивы, расслабилась. Беспечность, как известно, наказуема. «Безопасный» лед вдруг мягко подался под ногой и провалился. Темная, обжигающе-холодная вода хлынула в сапог.
В теории Анири знала, что со льдом шутки плохи, и от полыньи нужно медленно отползать, распластавшись и заняв собой как можно большую площадь. На практике вышло иначе – тело, не советуясь с разумом, пошло на поводу у инстинктов. Коротко вскрикнув, девушка уцепилась за красоту, которой только что любовалась, и рывком выдернула ступню из небольшой полыньи.
