– Это наши «нижние», – шепнула Адель Даниле. – Из сказки. У которых Матриарх выменивала кремневые блоки на мясо.
Евсей ее услышал! Да, черного кремня у гранитного купола Шкурлата было полно. Особенно, когда карьер строился. Стяжения попадались прихотливой формы, иногда округлые, но чаще ветвистые, плоские, треугольные. Встречались природные статуэтки. Можно было разглядеть в них морского льва, медвежонка, тюленя. Почему? Вода речки Гаврило просачивалась в писчий мел до поверхности гранита и оставляла то, что несла с собой – кремнекислоту. По составу это один к одному конторский клей. «Клей» застывал, выполнял пустоты. Вот вам и стяжения кремня.
На одном стеллаже они лежали, в белой патине, под которой проступало черное вещество.
– У меня к вам несколько вопросов, – нерешительно начала Адель, поглядывая на Данилу.
– Буду рад, – не изобразил, но наметил церемонный поклон хозяин.
– Дама у нас журналист, – поспешил объяснить Даниил Егорович. – Сейчас довольно часто печатается в Пересветовских изданиях.
– Понятно, – наметил не вполне уважительный взмах руки хозяин. У него неплохо получалось такая условная жестикуляция, не требовавшая больших трудозатрат. – Ходили ко мне, ходили журналисты, смотрели, иногда писали. Все непробиваемо. Сейчас в Гранитном карьере ничего такого нет (обвел рукой стеллажи), все ушло в отвал. Я исчезну, все это пристроить некуда. Да и никто не будет пристраивать. И о том, что Костёнки на Дону не единственное поселение позднего палеолита, никогда не узнают.
– Но почему на такую интересную тему, о «шкурлатовцах», никто не клюнул, ни Академия наук, ни местные ученые? Ведь к Костёнкам внимание не угасает?
– Оттого, что Костёнки раскручены. О необходимости собирать их кости писал Петр Первый. Стоянки человека, кремневые наконечники копий и много еще чего в 1879 г. обнаружил Иван Семенович Поляков, раскопки ведут с двадцатых годов. А Шкурлат погубил вселенский хапок девяностых годов. И новый хозяин ГОКа Непойманный. Человек своего времени.
– Могу вас порадовать, Евсей… Моисеевич, Непомнящему только что три года колонии дали. Реальные. Девять лет человек успешно защищался. Может, что-то меняется к лучшему?
– Что ж, заслужил…
– Как же вы, Евсей… Моисеевич столько лет выживали? Без всякой поддержки.
Старик показал на пожелтевшую полоску ватмана под потолком с цитатой из Плеханова: «Воспитание человека в духе нравственности состоит именно в том, что поступки, полезные обществу, становятся для него инстинктивной потребностью».
– Передам все в добрые руки. Тогда и… отдохну. А пока поработаю. Вот в Нью-Йорке Тао Порчон-Линч в девяносто шесть йогу преподает. Это потрудней моих размышлений над костями.
Гости не вполне согласились. Во-первых, девяносто шесть это не сто четыре, а во-вторых, сидеть в «позе лотоса» проще, чем тяжелые кости ворочать.
Адель не выдержала:
– Не расскажете историю своей интересной фамилии – Перпендикуляров?
Данила сделал ей со спины хозяина страшные глаза. Погрозил пальцем. Но хозяин не обиделся.
– Да, люди интересуются. По семейной легенде, когда крестьян отпускали на волю после Великой реформы Александра Второго, помещик вписал предкам в бумаги «Перпендикуляр». Пошутил. Наверное, геометрию уважал. Так и пошло. Спасибо, не «Эксцентриситетовым» сделал.
На этом гости откланялись. Уже за порогом Данила неодобрительно отозвался о последнем вопросе Адели.
