Никита в свою очередь решил контактировать с мебелью другим местом и присел, затем щелкнул пальцами перед глазами Лёши, тем самым возвращая его из абстрактных долин размышлений, и сказал:
– Ты – тут вообще?
Алексею на секунду показалось, что это сделал его отец, но очистив голову от этой картины и сконцентрировавшись на собеседнике, бегло ответил:
– Да, просто задумался.
– Я, конечно, понимаю, что кабинет не люкс пятизвёздочного отеля, но из-за него не стоит так удаляться от реальности. А то даже какие-то итальянцы тебе мерещатся, – с улыбкой сказал Никита, попытавшись окунуть беседу в более лёгкие тона. Попытка была успешной.
После того, как криминалисту было разъяснено, при чём тут итальянцы, Дорогенский спросил:
– Ты с предложением прогуляться, да?
– Именно, – преобразовав кисть в форму пистолета и указывая на собеседника, ответил Ник.
«Никитос сменил одеколон, можно дышать спокойно. Хорошо, что не пришлось ему на это указывать».
Собирая вещи и ища ключи, Лёша продолжил беседу:
– Честно говоря, я думал, что ты зайдёшь вчера.
– Была такая мысль, но спонтанность моих родителей погубила возможность нашей встречи.
– Дай угадаю. Что-нибудь вроде внезапного ужина по случаю того, что они заскочили за тобой? – ключи играли в партизан.
«Как можно в таком маленьком помещении хоть что-нибудь потерять из виду?»
– Мимо, гражданин следователь! Всё дело в ламинате.
– Они спонтанно захотели поговорить с тобой о ламинате? – бренча находкой, спросил сыщик.
– Скромное твоё мнение о моих способностях хранителя очага. Схема такая: они спонтанно решили обновить ламинат, так как старый совсем потрескался. Но когда отец с юношеским задором принялся реализовывать задуманное, его подвело пенсионное тело, а именно – спина. В виду этого в данной истории обрёл место телефонный звонок, а затем ваш покорный слуга украсил все эти действия своим участием, – закончив этот рассказ, он поклонился.
Посмеявшись, Лёша резюмировал:
– Ну и шут же ты, – спустя секунду добавив, – в хорошем смысле этого слова, разумеется.
– Если это подведённый итог, то прошу отметить, что также умею класть ламинат, – добавил Ник, улыбаясь.
– Хорошо, это тоже занесено в протокол.
Когда вслух произносились эти части беседы, их могли услышать прохожие, потому что она уже велась вне управления, и в пандане с жёлто-оранжевыми лучами солнца и лёгким ветерком.
– Как, кстати, продвигается дело? – поинтересовался Никита.
– Ну, как тебе сказать. Лучше, чем могло бы, но хуже, чем я того бы хотел.
– Не убедил ты дядю, видимо, – тихо отметил Скворцов.
– Да я даже Стрелецкого не убедил.
– Ну, этот не в счёт. Для убеждения нужно, чтобы на тебе концентрировались, а в тебе слишком мало спирта для его внимания, – пояснил криминалист.
– Тогда если я напьюсь в драбадан, то он меня очень внимательно выслушает? – усмехаясь, рассуждал следователь.
Скворцов посмеялся, а это бывает нечасто. Его смех вынудил Лёшу даже немного погордиться своим чувством юмора.
– Ну, а кого-нибудь получилось убедить? – вернулся к деловой нити разговора Никита.
– Да, себя, – и после небольшой паузы Дорогенский добавил, – а это самое главное сейчас.
– Что тебя убедило?
– Семён Антонов собственной персоной, а точнее его поведение и высказывания.
– Ну-ка, ну-ка! – тон голоса Скворцова недвусмысленно давал понять, что коллега явно не ожидал такого поворота событий.
Лёша описал сцену, произошедшую после неофициального допроса, и резюмировал этой фразой:
