– На него разве можно подниматься? – всё же спросила я машинально.
– Можно, если я вас проведу, – сказал он.
– Вы там служите?
– Я? – переспросил незнакомец и затянулся, задумчиво глядя на меня сквозь полумрак. – Нет, я знаю боцмана. Он там сейчас дежурит. Внутрь он вас, конечно, не пустит, но на палубу подняться разрешит.
Тут я посмотрела на мужчину такими глазами, что он молча выбросил недокуренную папиросу и двинулся к причалу.
Вода была чёрной и била с громким плеском о каменную кромку набережной. Уже отсюда, от пристани, её тёмная непроницаемая глубина казалась неизбывной и загадочной, словно манящий на дно своих чёрных тайн сундук Дэйви Джонса. Трап чуть-чуть пошатывался, и когда мы шли по нему, его край ожесточённо скрипнул по борту корабля – казалось, они пытаются растереть друг друга в порошок; но мощная железная палуба «Мира» даже не дрогнула в ответ на толчок застонавшего от набега волны трапа. Корабль был накрепко прикован к берегу, и даже если бы он очень порывался сбежать или на него налетел бы ураган, витые металлические швартовы не дали бы ему двинуться с места.
– Боря! – крикнул мужчина, поднявшись до конца лестницы.
Через какое-то время откуда-то из рубки с освещённым окошком появился худой человек и внимательно посмотрел на моего незнакомца.
– Здорόво, – сказал он. И зачем-то уточнил: – Ты к нам?
Мой незнакомец показал на меня.
– У девушки день рождения, – коротко пояснил он. – Пустишь её на палубу? Она очень хочет корабль посмотреть.
К моему изумлению, боцман меня пустил – только велел никуда без спроса не ходить. Я никуда и не ходила. Спрашивать я боялась, а они двое тут же, встав к борту, увлеклись каким-то разговором вполголоса. Я была счастлива, что про меня забыли. Я осталась с кораблём наедине, и восторг, который я испытала, когда под моей ногой чуть заметно качнулась палуба, оставил мне лишь возможность молча и ошеломлённо рассматривать, задрав кверху голову, устремляющуюся в небо чёрную мачту. Нева здесь напоминала своими мятежными волнами море, и её течение, стремящееся поскорей на запад, туда, где она с ним воссоединялась, казалось, готово было оторвать меня вместе с этой палубой от пристани и унести в открытый океан. Вот-вот упадут вниз туго обвязанные паруса на обрасопленных реях, бушприт хлёстко рассечёт податливую кожу воды, и мы понесёмся навстречу подвигам… И не будет больше ни переговоров, ни протоколов, ни архивных бумаг за пыльным столом перед электрическим светом компьютера. Всё растворится в кильватерной струе, как долгий, тяжёлый, монотонный сон – останется только солёная жизнь и борьба, ради которой человек и создан на свете.
Мужчины перестали разговаривать и с интересом уставились на меня.
– Это мачта, – услужливо пояснил боцман.
Я очнулась и пробормотала:
– Как высоко до грота-рея.
– А сколько их всего, знаете? – с гордостью осведомился боцман.
– Знаю. Пять. – Я успела пересчитать реи на каждой мачте, пока смотрела на фрегат с берега.
Боцман кивнул и слегка повернулся к своему собеседнику, словно бы сразу потерял ко мне интерес. Я, мгновенно перепугавшись, что меня вот-вот изгонят с заветной палубы, сделала к нему шаг.
– А сколько метров высотой эта мачта?
– Сорок девять с половиной от ватерлинии до клотика, – отчеканил боцман с лёгкой гордостью.
– А сколько здесь косых парусов? Каков лавировочный угол? А сколько узлов он может делать при хорошем ветре?..
