Керния послушно вскочил и направился к двери, но приостановился и спросил, указывая рукой на меня:
– А что делать с этим?
– С этим? – буркнул министр и ожег меня таким взглядом, что моя куртка едва не задымилась. – В камеру его.
Когда мои конвоиры поволокли меня к выходу из кабинета, он внезапно резво поднялся на ноги, подошел ко мне и произнес:
– Если ты, гад, мне солгал…– Он не договорил, но все было понятно и без слов.
– А ты поди проверь, – ответил я, оскалив зубы, и тотчас получил в рыло.
– В отдельную камеру его! – распорядился господин министр, когда меня уже выволакивали из его кабинета. – И непрерывно наблюдать за ним! Но никакого битья.
– Так точно, господин министр, все будет исполнено! – бодро отозвались мои конвоиры. Они оказались честными, если так можно выразиться, людьми. Ни разу за все время, пока мы шли до моей новой камеры, они меня не ударили. Но и кровь из разбитого господином министром носа вытереть мне не дали.
Надо сказать, что камера, в которую они меня затолкали, так же отличалась от моей первой квартирки, как кубрик обычного грузовоза от кают класса люкс на суперсовременном пассажирском космолайнере. Она была примерно такого же размера, но этим все сходство и заканчивалось. Во-первых, она была одноместной, во-вторых, вместо нар здесь стояла большая кровать с мягкой периной и парой нормальных подушек, в-третьих, вместо старинной «параши» здесь был нормальный биотуалет, и, наконец, вместо решетки – толстенная плита бронестекла, благодаря чему обитатель камеры был всегда на виду, но не мог даже палец в коридор высунуть. Что ж, несмотря на то, что здесь я себя чувствовал, как таракан в стеклянной банке, это было все же лучше, чем моя старая камера. Я нисколько по ней не тосковал, вот только Йоханеса было немножко жалко. Интересно, как он там без меня? Впрочем, у меня было, о чем подумать кроме него – не до чужих бед, когда своих выше крыши.
Я повалился на кровать, оценив толщину и мягкость перины, и подумал, для кого создавалась в этом страшном здании такая роскошная камера. Одно могу сказать точно: никогда я, ребятки, не сидел с такими удобствами и комфортом. Посмотрев на потолок, где торчал красный глазок видеокамеры, я усмехнулся и вернулся к своим проблемам. Впрочем, довольно быстро я пришел к выводу, что в данный момент я все равно ничего не могу, даже если сильно захочу. Десять сантиметров бронестекла никакой Черный пояс не пробъет, а в коридоре вдобавок стояли три охранника с бластерами.
Сторожили меня ничуть не хуже, чем монетный двор Земного Содружества. Что ж, их можно было понять. Тот, кто отдал распоряжение посадить меня в эту камеру, прекрасно понимал, в каком неприглядном положении они оказались. И так же хорошо понимали, что выход у них был только один – я. Ну, по крайней мере, я так думал. А вот как они раскинут своими мозгами, еще бабашука надвое сказала.
Я устроился поудобнее и решил немного вздремнуть, тем более что в последний раз я спал довольно давно. Но поспать мне не дали. Меня разбудили буквально через пять минут, выдрали из постели и поволокли на допрос. Когда меня снова повели по коридорам и переходам, я почувствовал себя несколько уверенней, поскольку теперь в мою спину не тыкали бластером. Вроде мелочь, а все же приятно, не говоря уже о том, что эта «тактичность» явно свидетельствовала об изменении моего нынешнего статуса.
