– Какая красивая пара! – теперь уже не кривя душой сказала Вика.
– Да! А вот Елена Викторовна, – Юрий Николаевич указал пальцем на одну из женщин.
Вика вгляделась, ей было любопытно посмотреть, какой стала усатая невеста. Удивительно, но почти все изменилось в этой женщине. Только полнота осталась. Но фигура в этот раз была отлично оформлена светлым праздничным костюмом. Юбка до колена, ноги полные, но красивые. Дымчатые колготки, каблук – такие ноги прямо останавливают на себе взгляд. Прическа и макияж тоже удачные. Никаких усов нет.
– Елена Викторовна очень хорошо выглядит, – сказала Вика.
– Да, хорошо выглядит. А меня здесь нет… Нет. Не позвали на свадьбу.
– Как же так?
– Не знаю. Не позвали.
– Может, из-за отчима?
– Может. Вот он, отчим, – Юрий Николаевич указал на высокого рыжего мужчину. – Хотя как… Все знают, что он отчим… Знают, что я есть. Но почему-то не позвали.
Дима уже давно закончил снимать Вику и Юрия Николаевича за беседой, взял стопку фотографий и минут двадцать снимал их отдельно на туалетном столике. Потом он разогнулся и сказал: «Готово. Можем на улицу идти».
На улице сняли проход по улице. Сняли, как Юрий Николаевич, стоя на тротуаре в большой черной куртке, подозрительно похожей на рабочую униформу охранника, и черной шерстяной шапочке, оглядывает Москву. Вика решила, что нужны еще кадры с Юрием Николаевичем в цветочном магазине, чтобы было чем иллюстрировать историю про пионы. Пошли пешком в пассаж – он рядом.
– Знаете, я в армии всю жизнь, но сказать, чтобы был у меня какой-то особый риск для жизни, не могу, – рассказывал по дороге Юрий Николаевич. – А вот на краткосрочной я два раза чуть не умер. В 1977 году мы служили несколько месяцев в туркестанской степи. Воду там можно было пить только специальную, обеззараженную. Бочка стояла на солнцепеке, вода была всегда ужасно теплая, мутная, в нее что-то добавляли, чтобы обеззаразить… Отвратительная была вода. И несколько месяцев я мечтал напиться. Просто хотел чистой, холодной воды. Неделю за неделей… Старшина строго запрещал техническую воду в рот брать, ругался. Мы и не брали. Но ее, знаете, привозили такую прохладную. По утрам. Непонятно, где ее брали. В каком-нибудь ручье, наверное. Холодном-холодном ручье. И однажды я решил: выпью несколько глотков. Чуть-чуть… Лишь бы холодной и не вонючей. И выпил, пока никто не видел.
Мужчина прервал рассказ: чуть задохнулся от быстрой ходьбы.
– И что же было?
– Я даже не думал, что такое возможно. Совсем немного времени – и меня уже рвало. Фонтаном. Выворачивало наизнанку. Еще через час я уже ничего не соображал. Как в тумане помню старшину, который орал на меня. И все, меня потащили в санчасть. Сутки было очень плохо, но я их и плохо помню, а потом поправился быстро. Врач сказала, что запросто мог умереть.
В пассаже Вике на удивление легко удалось получить разрешение на съемку: в цветочном магазине была сама хозяйка, вход в павильон с улицы, она просто пустила их, и все. Чудо какое-то, подумала Вика. Пионов, конечно, не было. Выбрали розовые хризантемы, они немного напоминали пионы. Сняли, как Юрий Николаевич покупает цветы. Добродушная хозяйка улыбалась, мужчина сиял золотыми зубами в ответ. Когда женщина понарошку, для кадра, отдавала ему готовый букет, она почему-то сделала легкий книксен. Юрий Николаевич галантно отвесил поклон. Дима снял этот план и вопросительно посмотрел на Вику. Та едва заметно махнула рукой: окей, пусть так будет. Собрались уходить. Юрий Николаевич забеспокоился:
