– Нуу, эээ, он не Асап, конечно, но Плэйбой Карти ещё вроде у них был… – Я совсем замялся.
– Да лан тебе, я так, прикалываюсь. – Вновь рассмеялся Жека и повернулся ко мне. – Слышь, малой, а о чём ты мечтаешь?
Вопрос грянул грозой, но у меня давно был готов ответ, который я, не задумываясь, выпалил:
– Я бы хотел пойти на Эверест.
– Тю, малой! Это ли мечта? – Жека махнул рукой. – Там же все дохнут, как мухи.
– В смысле дохнут? – Я об этом впервые слышал.
– А вот… – Призадумался. – Кент у меня был, пошёл в Альпы. Так его палатку молнией и пришибло…
– Светлая память.
– Молодой был, совсем как твой братан. Эх, да, светлая память.
Мы свернули с главной улицы в какой-то двор и остановились у входа в подвал. Горела, без буквы «ю», красная надпись «Рюмочная».
– Ща, погодь минутку, надо заправиться. – Бросил Жека и вышел из машины к подвалу, скрывшись на ступеньках.
Я прислонился к стеклу виском, под ритмы очередного Асапа, и размышлял о новом колоритном знакомстве, которое мне устроил брат. Как давно они знакомы? С какого такого чёрта мой родной брат доверил меня какому-то проходимцу? Ответов я не знал, но мне мерещился некий братов замысел, проба провести меня за грань привычного, в мир лёгкого безумства, непосредственной игривости, которыми мой брат всецело жил. Хоть я понятия не имел, чем продолжится день, я почему-то доверял моменту и ничуть не тревожился.
– Так, малой, ну, за тебя и твоего брателлу. – Вырос передо мной Жека, хлопнув дверцей машины.
– Вы уверены, что это безопасно… – начал я, но тут же был одёрнут.
– Ты мусор в штатском чтоль? Это, так скажем, фронтовые, для храбрости. – Жека оглянулся, затем поднёс рюмку с зелёной жидкостью к губам и разом осушил. – Ух, блин, хорошо! Кстати сказать, это моя рюмочная.
– Правда?.. – Я уже ничему не удивлялся.
– Ха, не верит! Смотри, – на этих словах Жека приоткрыл дверцу и с размаху бросил пустую рюмку об асфальт.
Подождали, но никто разгневанный порчей имущества к нам не вышел.
– М-да, из своего кармана забрал, но теперь-то ты уверовал? – Подмигнул мне Жека.
– Я агностик. – Выдал я и опять испугался.
– Тю! – Мой компаньон заливисто хехекнул. – Ты так не говори, малой. Я вот верующий.
Мы с братом нередко устраивали дискуссии на тему книг, которые он давал прочитать. Я вспомнил одну такую, по детской Библии, и мне хватило такта промолчать.
– Всё же, есть кто-то, кто запустил нашу кутерьму. – Жека немного понизил голос. – Мир это, как его, персефо… персофици…
– Персонифицирован? – Подсказал я.
– Да-да, вот эт самое слово. А ты смышлёныш не по годам! Сразу видно, чей браток. – Жека усмехнулся.
– С-спасибо… – Пробубнил смущённо.
– Хошь, чёт твоё поставим, а?
На этом моменте я позабыл о каждой песне, которую когда-либо слышал, кроме одной.
– «Медс» от Плацебо можно?..
Воспоминание 6
Baby… Did you forget to take your meds?»
Placebo
Я помню обитель странности: вязь пролетающих птиц, бетонно-кафельные монолиты, канифольный скрипичный звук болезненно-жёлтых плит. Упущенные умы по углам косматых коридоров делают мнимых ангелочков в обломках своих судеб. Фигуры в избела-лазурных халатах шелестят мимо, источая неземную скорбь сквозь маски лиц.
Неуклонный, выцветший голос наседает сквозь прикрытую дверь с золоченой табличкой «заведующий отделением»:
– В нём слишком много…
Личный круговорот боли матери замыкается стократ услонённой мухой вдоха.
