Всегда. Но не на этот раз.
Я помню серьезное лицо моей мамы и диагноз. Диагноз, который я сначала не поняла. Должно быть, это было давнее заболевание, а наша вечерняя прогулка в канун Рождества усугубила это состояние. Я долго думала, что да. Ведь это было в моих силах – поддержать ее, защитить. Если бы только знать раньше.
Пани Стефанию отвезли в больницу. Я часто спрашивала себя, правильно ли мы поступили. Может быть, умирая дома, она была бы более счастлива? Она умерла на больничной койке, под утро. Я ждала ее у нее в доме. Когда на рассвете зазвонил телефон, я уже знала, что не дождусь ее здесь, что никогда больше она не скажет мне: «Люблю тебя, детка», никогда не увижу эти невероятной синевы глаза, смеющиеся за золотой оправой очков, никогда не услышу от нее: «Ты справишься, дорогая, у тебя все получится».
Я не хотела поднимать трубку.
Я не хотела получать подтверждение неприятной мне истины.
Я предпочитала оставаться в неведении и мечтать, что она позвонит и я услышу ее голос: «Малыш, купи еще этот золотистый крученый шелк, у меня он только что закончился, и еще какое-нибудь хорошенькое пирожнице, а то так замоталась, что ничего не успела испечь».
Увы. Звонила мама и бесстрастным голосом сообщила мне, что пани Стефании не стало.
У меня не было сил плакать.
Я чувствовала, как мир внезапно остановился, а я как будто вообще потеряла способность двигаться. Через какое-то время я начала механически, как робот, выполнять все, что положено. Если бы кто-нибудь спросил меня про дни с момента ее смерти до похорон, я не смогла бы ответить, что делала, о чем думала, где находилась. У меня было ощущение, что я пребываю в небытии; при этом я постоянно была занята делами – так занята, что даже поплакать спокойно не могла.
* * *
Я совершенно не понимала, почему так внезапно, почему так рано. В тот вечер я плакала, уткнувшись маме в плечо.
– Как же это несправедливо – умереть от гриппа или какой другой простуды!
– Зося, – тихо сказала мама. – Простуда или грипп – все это неприятно, но не в них дело. Она была серьезно больна.
– Больна? Чем больна? Она фонтанировала здоровьем, оптимизмом! Я бы точно знала, если бы она была больна!
– Она просила не говорить тебе, – вздохнула мама. – Она не хотела тебя волновать.
Я смотрела на маму так, словно та говорила со мной на неизвестном мне языке. Я ничего не понимала.
– Как это была больна? Чем? – спросила я.
– Множественная миелома.
Два слова. Информация, которая поразила меня как гром среди ясного неба.
– Я должна была это знать, – помотала я головой.
– Я тоже так думаю, дорогая, – обняла меня мама. – Однако пани Стефания была тверда в своем решении.
Я закрыла лицо ладонями.
– И давно ты это знаешь?
– Совсем недавно. Причем узнала случайно. Она проходила обследование. У нас в больнице.
– Когда?
– Когда ты ездила на свадьбу в Быдгощ, – сказала она. – Сначала были обычные базовые анализы. Они мне не понравились, и тогда я направила ее к специалистам.
– Ты понимаешь, если бы я знала, то успела бы попрощаться с ней.
– Да, но это ваше совместное время не было бы для нее таким радостным. А так она умерла счастливой.
* * *
На следующий день я пошла на квартиру пани Стефании. Позвонила по привычке нашим условным звонком – три коротких и один длинный.
Тишина.
Никто не открыл дверь. Я не услышала шарканья ее стоптанных тапочек и не увидела ее улыбчивых глаз.
