Как известно, у всех школьников есть родители. Родители бывают следователями, судьями, прокурорами, подследственными, подсудимыми и так далее. И у всех есть просьбы к учителю. Всем он нужен. А хороший учитель особенно. Я к тому времени стал не просто хорошим. Я стал лучшим!
Ну вот, например, чтобы ты наглядно понял, такой случай.
Утро в тот день выдалось дождливым. Уроки мои начинались перед самым обедом, но я притопал от нечего делать в школу и один-одинешенек сидел в кабинете завуча, который уехал на очередные соревнования.
В дверь постучали, в щель заглянул некто, спросил: «Разрешите?» и просочился внутрь.
– Председатель благотворительного фонда повышения популяции пингвинов в пустынях Кара-Кумы и Гоби, – представился он.
– Учитель Григорьев, – ответил я. – Сею разумное.
– В смысле закапываете в землю? – вежливо, но не без язвительности полюбопытствовал он, из чего я заключил, что гражданин – язва, проныра и, скорее всего, редкая сволочь.
«Чего это тебе от меня надобно, голубок?» – подумал я и учительским тоном ответил:
– Когда закапывают, то говорят: «Сажаю».
– Тьфу-тьфу-тфу, – побледнел, сплюнул через левое плечо председатель и постучал по столу.
– Проблема актуальна? – не менее вежливо и не менее язвительно в свою очередь поинтересовался я.
– Ну, как вам сказать, – бодрячок сдулся, уклонился от ответа, плечи опустились, а голова поникла.
– Значит, актуальна. На пороге стоит. В маске, с автоматом и наручниками. «Калаш» передергивает, браслетами нетерпеливо брякает, – сочувственно вздохнул я и подытожил: – Суперактуальна.
– Ну, зачем же столь пессимистично, всегда можно найти компромиссный вариант. – В глазах «повысителя» популяции пингвинов завис вопрос и блеснула надежда.
– Изыскать можно все, – обнадежил я, – были бы контакты и связи.
– А они есть? У меня сынишка учится в седьмом А, очень ваш предмет любит. И про вас весьма положительно отзывается. Талантливый, говорит, педагог Николай Николаевич!
«Понятненько, ― подумал я. ― В этом классе дочка прокурора учится, а в соседнем с ними седьмом Б – сынишки двух следователей и судьи».
– Понятненько, – вслух повторил я.
Потом медленно вытащил новенькую пачку. Прочитал: «Курение опасно для вашего здоровья». Вздохнул. Покачал головой. Не торопясь оттянул хвостик красной ленточки, провернул ее, вскрыл коробку, достал сигарету, помял пальцами, задумчиво, как бы сам себе, повторил:
– Изыскать можно все.
Председатель фонда услужливо чиркнул зажигалкой и поднес. Пламя колыхалось, но я не спешил прикуривать, выждал паузу, потом соблаговолил и затянулся. Небрежно кивнул, вроде как поблагодарил за огонек.
– Излагайте подробно. Как на исповеди. У меня, как вы от сынишки, – я нарочито сделал ударение на сынишке, – наверное, слыхали, в одно ухо влетает, а больше ниоткуда не вылетает. Могила!
Короче, не прижились эти пингвины в пустыне Гоби. А средства были истрачены, в смысле отмыты, колоссальные. Однако местные борцы за права антарктических пернатых озаботились их трагической судьбой и задали наивный по сути вопрос: «А где деньги?», который подразумевал не праздное любопытство, а очень конкретное – «поделись, а не то посадим и там все равно выколотим». Гражданин не против был поделиться, но мечтал это сделать напрямую с уважаемыми людьми, без многочисленных шакалов-посредников. С минимальными потерями для себя и с гарантией дальнейшей спокойной жизни на воле.
