Долго ворочался, соображал, к чему бы все это. Потом вспомнил свою школу в далеком таежном поселке.
В шестом классе нам, наконец, на год позже, чем положено, стали преподавать английский. Появилась учительница. Сама еще два года назад школьница. До того жила в соседнем леспромхозе, где бывший политический зэк обучил их класс языку. В этом году она поступила на заочный иняз, за что ее и приняли преподавать нам. К концу седьмого мы бойко считали до одиннадцати, наизусть произносили почти все буквы, здоровались и знали, что «тэйбл» это стол.
После школы жизнь была несравнимо разнообразней. Мой дружок подобрал ключ от задней двери клуба. Каждый вечер мы пробирались в зал и глядели кино бесплатно. Ковбои были нашими героями. Поэтому, когда англичанка сказала, что ковбой – это коровий мальчик, мы поняли: врет и ничего не смыслит в языке. Однако в словаре было то же. Коровий мальчик – пастух! В нашем поселке был пастух. Старик в телогрейке с кнутом. Во втором классе все наделали кнутов, стали щелкать не хуже, и его авторитет сгинул. В третьем классе пастухом быть никто уже не хотел. А теперь, в седьмом, после знакомства с инязом и ковбои перестали владеть юными умами. Но одновременно на англичанку, которая развенчала образ ковбоев, передалось некоторое презрение и нелюбовь. Ее стали третировать, и частенько несчастная девчушка из класса выходила в слезах. Так было, покуда она не придумала разучить и показать на Новый год на английском языке спектакль про Робина Гуда. С тех пор стала общей любимицей.
Так-то оно так, размышлял я, да только времена нынче не такие, Робином Гудом никого не удивишь, на него теперь не западут. А на что западут?
Что надо взять на вооружение, как манипулировать амбициями и гонором молодых наглецов, я не придумал, но на подходе к классу услышал девичий визг и мат, издаваемый обоими полами тинейджеров.
Перед дверью остановился, перекрестился, вытащил припасенную на всякий случай гранату, выдернул чеку, приоткрыл дверь, закинул лимонку и снова закрыл дверь. Потом, как учили на занятиях по защите от чрезвычайных ситуаций, сосчитал: двадцать один, двадцать два, двадцать три, двадцать четыре, на всякий случай, двадцать пять. Почему-то не взорвалось, и я вошел в класс.
– Здравствуйте! – сказал, растянув физиономию в улыбке. Оглядел класс и продолжил в почти мертвой тишине: – Рад видеть вас живыми!
Затем нагнулся, поднял наглядное пособие, пожал плечами и как бы себе сказал:
– Почему-то не взорвалась? Странно. Вроде делал все как положено. Может, бракованная? – И объяснил: – Теперь не то качество. Вот раньше делали так делали. Полшколы бы с первого раза улетело!
Класс молчал. Я поднял с пола дешевый «порнушистый» журнал, хмыкнул и резюмировал:
– Фуфло, дешевое фуфло, теперь такое глядят только лузеры.
Потом строго оглядел обитателей и громко произнес:
– Надеюсь, здесь таковых нет?
– Не-е-е-т, – робко произнес одинокий голос.
– Вот и ладненько, – кивнул я и продолжил, подкидывая красиво ограненную шестисотграммовую лимонку, – раз уж так сложилось и все пока еще живы, поговорим об основах теории вероятности.
Поглядел еще раз на гранату, вставил чеку, вслух подумал: «Почему не сработала с первого раза?» ― пожал плечами и со словами «надо повторить для чистоты эксперимента!» отправился за дверь запустить эту штуковину еще разок.
Класс молчал секунды три, потом тридцать тоненьких голосков проблеяло:
