– Фу-у-у! – сморщилась Лиля. – Проветрить здесь явно не мешает.
Мы подошли поближе. Внутри избушки было темно. Грязное окошко совершенно не пропускало свет. Вишняков опустил свой рюкзак на землю.
– Где-то у меня был фонарь, – проговорил он.
– Ой, а у меня тоже есть фонарь, – спохватилась Ширшова.
Через минуту в темноту ударили два луча света. Мы осторожно переступили порог. То, что сюда уже давно никто не заходил, было ясно с первого взгляда. Внутреннее убранство помещения представляло собой царство пыли и паутины. Сергей, вошедший сюда первым, разразился таким немилосердным чиханием, что его на расстоянии, наверное, можно было бы спутать с пулемётной очередью. В моём носу угрожающе защекотало, и я поспешил прикрыть его рукой, чтобы избежать аналогичного приступа. Все остальные, не сговариваясь, проделали то же самое. Свет фонарей бегал по сторонам, и нашим глазам предстало следующее. Возле самого входа лежал длинный обугленный металлический прут. Слева от него, в углу, стояла самодельная кровать, сбитая из поленьев, на которой валялось какое-то истлевшее тряпьё. Напротив кровати, в другом углу, находился самодельный стол. На его поверхности мы увидели заплесневевшую металлическую миску, почерневшую ложку, измятую жестянку непонятного назначения, и керосиновую лампу.
– Ух ты! – выдохнул Тагеров. – Антиквариат!
Под столом виднелись пустая алюминиевая кастрюля и ржавое ведро.
– Однако! – изумлённо протянула Лиля.
– Судя по количеству пыли, этот дом не посещали уже лет сто, – проговорил, наконец-то отчихавшись, Вишняков.
– Интересно, кто здесь жил? – пробормотала Патрушева. – Может, какой-нибудь революционер, скрывавшийся от жандармов?
– Или каторжник, бежавший из заключения, – предположил Алан.
Ширшова громко рассмеялась. Похоже, любая острота Тагерова приводила её в неописуемый восторг.
– Друзья, давайте выяснение этого вопроса отложим на потом, – попросил Сергей. – Нужно побыстрее убрать всю эту грязь, чтобы было, где спрятаться от дождя, который, похоже, порадует нас очень скоро.
Приближение дождя, действительно, ощущалось. Ветер заметно усилился. В воздухе повеяло сыростью. Словно в подтверждение слов Вишнякова, в небе сверкнула молния, после чего до нас донёсся раскат грома.
– Гроза уже в полутора километрах от нас, – заметил Сергей.
– С чего ты взял? – спросил Алан.
– Пауза между молнией и громом была три секунды, – пояснил Вишняков. – Если бы она составила секунду, значит расстояние – четыреста метров. Если бы две секунды – восемьсот метров.
– Вот как! – пробурчал Алан.
В его голосе сквозила неприкрытая ревностная неприязнь.
Мы засучили рукава и принялись за работу…
– Лю Ку Тан, вы меня слышите? Эй! – донёсся до меня уже знакомый тонкий девичий голосок.
Я открыл глаза и повернул голову. У двери стояла медсестра Маша. Она вопросительно смотрела на меня, видимо пытаясь уяснить, сплю я или бодрствую. Увидев, что я зашевелился, она добавила:
– На флюорографию.
Я, кряхтя, поднялся с кровати, надел тапочки и пошёл вслед за ней.
Едва я вышел в коридор, как тут же почувствовал себя предметом всеобщего внимания. В меня буквально впилось три десятка любопытных глаз.
– Вот он, – донеслось до меня. – Один из тех, которые потерялись. Говорят, он единственный, кто остался жив.
– Повезло парню. В рубашке родился.
Проведя меня сквозь строй высыпавших из палат больных, Маша довела меня до рентгеновского кабинета, который располагался на первом этаже, передала заботам сердобольной пожилой толстушки и удалилась.
