Читать онлайн Стефан Толти - Черная рука




В память о моем отце, иммигранте

Non so come si può vivere in questo fuoco!

(Не понимаю, как можно жить в этом огне!)

– Итальянский иммигрант, впервые увидевший Нью-Йорк

Пролог

Великий всепоглощающий ужас

Днем 21 сентября 1906 года мальчик по имени Вилли Лабарбера[1] весело играл перед принадлежащим его семье фруктовым магазинчиком в двух кварталах от бликующих вод нью-йоркского пролива Ист-Ривер. Пятилетний Вилли носился с друзьями, кричал во всю глотку, катал по тротуару обручи и смеялся, когда деревянные кольца падали на булыжную мостовую. Дети прятались друг от друга за спинами прохожих – банкиров, работяг или молодых женщин в шляпках со страусиными перьями, – направлявшихся домой или в какой-нибудь из местных итальянских ресторанов. С каждым стихийным наплывом людей Вилли и другие дети исчезали из поля зрения друг друга на секунду или две, но затем появлялись вновь, когда людей становилось меньше. В тот день такое повторялось не один десяток раз.

Люди продолжали идти мимо, сотни людей. Близился вечер, серебро реки уже начало тускнеть, и вот опять: Вилли поворачивается, бросается вприпрыжку по улице и скрывается за очередной группой рабочих. Только в этот раз толпа рассеялась, а мальчик не появился. Место на тротуаре, где он должен был находиться, осталось тревожно пустым в угасающем свете дня.

Друзья заметили его пропажу не сразу. Лишь когда их настигли первые приступы голода, они вернулись и неспешно осмотрели небольшой участок тротуара, на котором провели целый день. Затем принялись усерднее искать Вилли в заметно удлиняющихся тенях. Безрезультатно.

Вилли слыл непослушным и как-то раз хвастался перед друзьями, что любит удирать от родителей шутки ради, поэтому, возможно, мальчишки колебались, прежде чем войти в магазин и сообщить о его исчезновении. Но в конце концов им пришлось сказать об этом взрослым. Через несколько секунд родители мальчика, Уильям и Катерина, выбежали из своего магазина и принялись обыскивать близлежащие улицы в поисках каких-либо следов ребенка, перекрикиваясь с владельцами кондитерских киосков и небольших бакалейных лавок, видели ли они мальчика. Никто не видел. Вилли исчез.

Именно в этот момент произошло нечто странное, сродни телепатии. Еще до того, как вызвали полицию или была найдена хоть какая-нибудь зацепка, вся семья и все друзья Вилли, не обменявшись друг с другом ни единым словом, одновременно пришли к понимаю, что именно произошло. И удивительно, но жители Чикаго, Сент-Луиса, Нового Орлеана, Питтсбурга и всех крошечных городков, раскиданных между ними, матери и отцы пропавших детей, количество которых осенью 1906 года резко увеличилось, приходили к такому же выводу. Кто похищал детей? La Mano Nera, как называли их итальянцы. «Общество Черной руки».

«Черная рука» была печально известной преступной организацией – «сей дьявольской и зловещей бандой»[2], которая с большим размахом занималась вымогательствами, заказными убийствами, похищением детей и подкладыванием бомб. За два года до этого организация приобрела известность в масштабе целой страны благодаря письму, брошенному в малопримечательном районе Бруклина в почтовый ящик у дома подрядчика, разбогатевшего в Америке. С тех пор угрожающие записки Общества, украшенные рисунками гробов, крестов и кинжалов, стали находить во всех частях города, после чего последовала серия ужасных событий, которые, по словам одного свидетеля, «побили все рекорды преступности за последние десять лет, что стало беспрецедентным случаем в истории цивилизованной страны в мирное время»[3]. Только Ку-клукс-клан мог сравниться с «Черной рукой» по масштабу массового террора в начале двадцатого века. Как выразился один журналист об итальянских эмигрантах: «в глубине души они действительно испытывают великий всепоглощающий ужас»[4]. То же самое было бы уместным сказать и о многих других американцах, заставших осень 1906 года.

Несколько дней спустя семье Лабарбера стали приходить письма, их опасения подтвердились. Похитители потребовали пять тысяч долларов за возвращение Вилли – сумму для его семьи совершенно неподъемную. Точные слова, использованные преступниками, до нас не дошли, но в подобных письмах часто содержались фразы вроде «Ваш сын теперь среди нас»[5] или «Не показывайте это письмо полиции, или иначе, клянусь Мадонной, ваш ребенок будет убит». Серьезность сообщения подкрепляли изображения внизу страницы: чернилами на бумаге были выведены три грубых черных креста, а также череп и скрещенные кости. Отличительные знаки «Черной руки».

Некоторые считали, что данная преступная группа и другие ей подобные не только подняли уровень убийств и вымогательств в Америке – в ее темный век демонстративного насилия – на совершенно иную высоту, но и в тот момент проявили себя как пятая колонна, развращающая правительство ради достижения собственных целей. Эта идея висела дамокловым мечом над новыми иммигрантами из Италии по меньшей мере десятилетие. «Широко бытовало мнение, – говорил сенатор от Массачусетса Генри Кэбот Лодж[6] о предполагаемом итальянском тайном обществе, – что оно расширяет свою деятельность, начинает контролировать присяжных с помощью террора и собирается постепенно взять под контроль правительство города и штата»[7]. Скептики, включая итальянского посла, щетинившегося при одном только упоминании об Обществе, утверждали, что этой группы не существует, что это миф[8], созданный «белыми» американцами против проклинаемых ими итальянцев, которых они ненавидели и мечтали изгнать со своих берегов. Один итальянский острослов сказал как-то об Обществе: «Единственное доказательство его существования, по сути, ограничивается литературной фразой»[9].

Но если Общество являлось фикцией, то кто похитил Вилли?

Лабарбера сообщили об исчезновении сына в полицию, и вскоре в дверь их квартиры по адресу Вторая авеню, 837, постучал детектив. Джозеф Петрозино – невысокий, плотно сбитый мужчина с бочкообразной грудью, больше похожий на грузчика, – возглавлял знаменитый Итальянский отряд полиции Нью-Йорка. Его глаза, которые одни описывали как темно-серые, а другие как угольно-черные[10], смотрели холодно и оценивающе. Плечи его были широки, а «мускулы похожи на стальные канаты»[11]. Но он не был дикарем, скорее наоборот. Ему нравилось поговорить об эстетике, он любил оперу, особенно итальянских композиторов, сам хорошо играл на скрипке. «Джо Петрозино, – писала газета New York Sun, – мог заставить инструмент заговорить»[12]. Но его истинное призвание – раскрывать преступления. Петрозино, по утверждению New York Times, «величайший итальянский детектив в мире»[13] и «итальянский Шерлок Холмс»[14], согласно популярной на его родине легенде. К сорока шести годам у него уже сложилась «карьера, столь же захватывающая, как у какого-нибудь Жавера[15] в лабиринтах парижского преступного мира или у инспектора Скотленд-Ярда, – словом, жизнь, полная таких приключений и достижений, которые могли взбудоражить воображение самого Конан Дойла»[16]. Петрозино был осторожен с незнакомцами, неподкупен, обладал тихим голосом и почти безрассудной храбростью, он мог вспылить, если его спровоцировать, и настолько овладел искусством маскировки[17], что, когда находился в образе, даже собственные друзья могли пройти мимо него на улице. Его образование ограничилось шестью классами, однако он обладал фотографической памятью и был способен мгновенно вспомнить информацию, отпечатанную на листе бумаги, на который он мимолетно глянул много лет назад[18]. Не успев завести ни жены, ни детей, он всю свою жизнь посвящал избавлению Америки от «Общества Черной руки», угрожавшего, по его мнению, стране, которую он любил. А еще во время ходьбы он имел обыкновение напевать оперетты[19].

Петрозино был одет в свой обычный черный костюм, черные туфли и черную шляпу-котелок[20], когда Уильям Лабарбера открыл ему и проводил внутрь. Отец пропавшего мальчика вручил детективу полученные письма, но рассказать что-то большее об этом деле не мог. «Черная рука» была повсюду и одновременно нигде; почти сверхъестественная в своей вездесущности, она отличалась невероятной жестокостью. Оба мужчины знали это точно. Петрозино видел: родители Вилли «практически обезумели от горя»[21].

Детектив вернулся на улицы города и немедленно приступил к работе, выкачивая все, что можно, из своих информаторов и контактных лиц. У него имелась обширная сеть[22] из шпионов и осведомителей – или nfami[23], – раскинутая по всему мегаполису: бармены, врачи, уличные торговцы, адвокаты, оперные певцы, уборщики улиц (из-за цвета спецодежды их называли «белокрылыми»), банкиры, музыканты, сицилийские головорезы со шрамами на лицах. Словесное описание Вилли вскоре появилось в десятках городских газет.

Однако никто не видел мальчика и ничего не слышал о нем. Наконец пришло четвертое письмо, в котором от семьи потребовали продать их скромный дом, чтобы собрать деньги на выкуп. Эта недвижимость была единственной собственностью Лабарбера в Америке, на него они зарабатывали всю свою жизнь. Продажа обрекла бы родителей и детей на ужасную нищету, от которой они могли спаслись разве что покинув Медзоджорно[24]. Это убило бы в них американскую мечту по меньшей мере на целое поколение.

Каким-то образом Общество предвидело реакцию семьи. В четвертом письме содержался стимул, возможно, адресованный лично миссис Лабарбера. Когда бумагу развернули до конца, из нее что-то выпало на пол. Темная прядь волос Вилли.

* * *

Проходили дни. И не происходило ничего. Мальчик будто испарился.

Наконец на третью неделю один из nfami дал ценную подсказку. Этот человек услышал любопытную историю в Кенилворте, штат Нью-Джерси[25]. Одна женщина прогуливалась по рабочему району и встретила мужчину, несущего большой сверток. В тот момент, когда женщина проходила мимо, изнутри свертка раздался пронзительный крик. Мужчина поспешил в стоявший неподалеку обшарпанный ветхий дом (свидетельница употребила слово «халабуда») и закрыл за собою дверь. Однако женщина, пораженная услышанным, осталась ждать снаружи, пристально наблюдая за дверью. Несколько минут спустя тот же мужчина вышел из дома с тем же свертком – теперь молчавшим, – положил его в крытый фургон и уехал.

Услышав этот рассказ, Петрозино немедленно поспешил на 23-ю Западную улицу, чтобы подняться на борт одного из паромов, идущих до Джерси-сити в Нью-Джерси. Наблюдая удаляющиеся доки Вест-Сайда, где подобно далеким кострам светились в сумерках фонари, свисающие с тележек разносчиков, детектив оперся о поручень и стал прислушиваться к всплескам и вздохам Гудзона, бьющегося за бортом. В голове проносились имена и лица вероятных подозреваемых, осевшие в памяти месяцами и годами ранее и теперь призванные к ответу. Возможно, он выпил стакан пахты, купленной у торговца-разносчика (два цента за нестерилизованный вариант, три – за стерилизованный[26]). Поездка на пароме обычно занимает около четверти часа, что дало Петрозино некоторое время на раздумья.

«Черная рука» с каждым месяцем становилась все более дерзкой и безжалостной. Масштабы того, что творилось в Нью-Йорке, не поддавались осмыслению. В итальянских колониях, как назывались иммигрантские кварталы, мужчины патрулировали улицы перед своими домами с заряженными дробовиками