Черная рукопись - страница 28



– Далеко же вас занесло, бабуль, – обратился я к ней.

Она подняла глаза, и пространство слева от меня тут же вздрогнуло и блеснуло острием кинжала.

Затем был звук рассекаемой плащевой ткани, прямо возле моей шеи.

Потом был ненавидящий взгляд Чернецкой, пересекшийся с моим, когда я падал вниз, обмякая.

Далее была кровь, текущая из раны, и я держался за горло.

После были звездное небо, ссыпаемые мне на лицо монеты, нависающий силуэт талантливой актрисы Анны Степановны, что одурачила меня притворной старческой согбенностью да ветхим пальто, и брошенное ею слово:

– Сдохни.

А в конце были только стук ее каблуков и изящный абрис фигуры, углубляющийся во тьму арочного проулка…


…Холодный ночной воздух обжигал мое лицо, невольно вторгающееся все глубже и глубже в его течения, и выбивал слезы из глаз.

Подо мной чернели каналы и тротуары, в меня угрожающие тыкали острые шпили башен, а надо мной слышались плавные движения взбивающих пространство каменных крыльев.

Четыре твердые лапы удерживали мое тело от падения, причем одна из них за шею, замедляя ток крови из рассеченного участка.

Я летел над Городом, и полет этот меня пьянил. Хотелось просто молчать и наслаждаться внезапно обретенной свободой и невыразимо прекрасной окрыленностью тела и духа. Хотелось раствориться в ветрах и стать одним из них – необузданным, беспечным и вечным. Хотелось оставить все позади… нет – внизу.

– Куда мы? – все же спросил я зачем-то горгулью.

– Экскурсия, – проскрежетала она в ответ.

– Но мне вроде к Доктору надо. Я кровь теряю.

– Не переживай, я тебя доставлю к нему.

– Ты только что пролетела над его домом.

– Время еще есть. Сначала экскурсия.

Когда мы пролетели над центром, горгулья сменила курс, и приступила к медленному снижению. Спустя минуту мы были уже не равными луне наблюдателями свысока, а вновь насекомыми, что копошатся в плоти темного живого монстра под названием «Город».

Немногочисленные прохожие, завидев нас, то шарахались, то падали в обморок, то, сопровождая полет взглядом, крестились.

Преодолев множество поворотов, мы подлетели к зданию родильного дома и зависли на высоте его третьего этажа.

– Гляди, – уставившись в одно из окон, сказала горгулья, – только что родился мальчик.

Вслед за горгульей я направил взгляд сквозь стекло и увидел, что акушер и вправду держит в руках крохотного новорожденного, говоря при этом:

– Поздравляю, у вас мальчик. Как назовете?

– Сыщик. Это маленький Сыщик, – отвечал мягкий женский голос.

– А какое отчество вписать?

– Не надо отчества. Просто Сыщик.

– Полетели дальше, – сказал я горгулье.

– Как скажешь.

Мы двинулись в сторону Императорского парка, приблизившись к земле настолько, что уже фонарные столбы возвышались над нашим полетом, хотя еще недавно такое могли себе позволить только небесные светила.

Обгоняя какой-то экипаж, тут же утонувший в нашей огромной хищной тени, мы обдули его исходящим от крыльев потоком воздуха, сорвав тем самым шляпу с головы возницы и ввергнув в ужас и его самого, когда он нас заметил, и лошадей.

В парке мы петляли между высоких елей, нагло вороша ночную гармонию природы, и парили вдоль тропинок, преступно разбивая любовную ауру немногих гуляющих пар. В самом центре этого места горгулья на секунду отпустила мою шею и на полном ходу врезала когтистой лапой по лицу памятника Императору, оставив на нем глубокие и испачканные моей кровью прорези.