– Стой! – крикнул чей-то голос.
И среди толстых стволов, менее чем в пятидесяти футах перед собой, они увидели толстого малого в зеленой одежде, который сейчас же вложил стрелу в лук и прицелился. Мэтчем с криком остановился. Дик не останавливаясь бросился прямо к разбойнику, выхватывая на ходу кинжал. Был ли незнакомец поражен смелостью нападения или связан какими-нибудь приказаниями, как бы то ни было, он не выстрелил и стоял, очевидно, колеблясь. Прежде чем он успел опомниться, Дик бросился на него, схватил его за горло и опрокинул навзничь на землю. Стрела отлетела в одну сторону, лук – с громким звоном в другую. Обезоруженный лесной житель схватил напавшего на него мальчика; но в воздухе два раза сверкнул и опустился кинжал. Послышались стоны, и Дик поднялся на ноги. Незнакомец лежал неподвижно, пораженный в сердце.
– Вперед! – сказал Дик.
Он бросился вперед; Мэтчем еле тащился за ним. Сказать правду, они бежали не очень быстро, так как это было очень трудно для них: они ловили ртом воздух, словно рыбы. Мэтчем чувствовал острую боль в боку; голова у него кружилась. Колени Дика были как будто налиты свинцом. Но мальчики старались бежать с не уменьшавшимся мужеством.
Наконец они добрались до конца чащи. Она окончилась внезапно – в нескольких ярдах перед ними лежала большая дорога из Райзингема в Шорби, шедшая между двумя ровными стенами леса.
При виде дороги Дик остановился и, лишь только перестал бежать, услышал какой-то неясный шум, постепенно усиливавшийся. Сначала этот шум походил на порыв очень сильного ветра, но вскоре стал более определенным: послышался топот галопирующих лошадей, и в одно мгновение целый отряд воинов обогнул угол, промчался мимо мальчиков и исчез. Всадники ехали в полном беспорядке, очевидно, спасаясь: некоторые из них были ранены, лошади без всадников скакали рядом, с окровавленными седлами. Очевидно, то были беглецы с поля большого сражения.
Топот лошадей только что начал замирать в стороне Шорби, как снова послышался стук копыт и по дороге проскакал еще беглец – на этот раз одинокий всадник и, судя по его великолепным латам, человек высокого положения. Сейчас же за ним следовали фуры обоза; лошади, понукаемые возницами, как будто дело шло о спасении жизни, бежали неуклюжей рысью. Очевидно, эти люди бежали заблаговременно с поля сражения, но трусость не спасла их. Только они поравнялись с местом, где стояли удивленные мальчики, какой-то человек в изрубленных латах, по-видимому, вне себя от бешенства, нагнал фуры и начал избивать погонщиков рукояткой меча. Некоторые из них вскочили с мест и убежали в лес, а он продолжал избивать сидевших, проклиная их все время как трусов.
Все это время шум в отдалении усиливался; ветер доносил скрип телег, топот лошадей, крики людей, какой-то смутный, постепенно усиливавшийся шум. Ясно было, что целая армия хлынула, словно наводнение, на дорогу.
Дик стоял, мрачно задумавшись. Он намеревался идти по большой дороге до поворота к Холивуду, а теперь ему приходилось изменять план. Но главное – он узнал цвета графа Райзингема и понял, что приверженцы Ланкастерской розы потерпели полное поражение. Был ли сэр Дэниел с ними? И если да, бежал ли он, разбит ли он? Или он перешел на сторону Йорка и изменил чести? И то, и другое было плохо.
– Пойдем, – сурово проговорил он и, повернувшись, пошел вперед по роще. Мэтчем заковылял вслед за ним.
