Сэр Дэниел был в зале. Он в гневе расхаживал перед камином в ожидании Дика. В комнате, кроме него, не было никого за исключением сэра Оливера, который скромно сидел вдали, перелистывая требник и бормоча молитвы.
– Вы посылали за мной, сэр Дэниел? – сказал молодой Шелтон.
– Да, я посылал за тобой! – ответил рыцарь. – Что это дошло до моих ушей? Неужели я был для тебя таким жестоким опекуном, что ты поспешил поверить всему дурному, что тебе наговорили обо мне? Или, может быть, ты хочешь перейти на сторону моих врагов, потому что в настоящее время я потерпел неудачу? Клянусь мессой, отец твой был не таков! Он всегда стоял за своих близких, что бы с ними ни было. А ты, Дик, по-видимому, друг только в счастливые дни и теперь хочешь отделаться от своих.
– Извините, это не так, сэр Дэниел, – твердо проговорил Дик. – Я благодарен и верен тем, кому обязан благодарностью и верностью. И прежде чем говорить о другом, я благодарю вас и благодарю сэра Оливера: никто больше вас обоих не имеет прав на меня; я был бы настоящей собакой, если бы забыл об этом.
– Это хорошо, – сказал сэр Дэниел и потом продолжал с возрастающим гневом: – Твоя благодарность и верность – одни слова, Дик Шелтон, а я обращаю внимание на поступки. В час опасности, когда мое имя запятнано, мои земли конфискованы, когда этот лес полон людьми, жаждущими моей гибели, что значит благодарность? Что значит верность? У меня остался только маленький отряд. И что же, в знак благодарности или верности ты отравляешь сердца моих людей своими коварными нашептываниями? Избавь меня от подобного рода благодарности. Ну, чего ты желаешь? Говори, мы здесь для того, чтобы отвечать. Если ты имеешь что-нибудь против меня – выступи и скажи прямо.
– Сэр, – отвечал Дик, – отец мой умер, когда я был еще ребенком. До моего слуха дошло, что с ним поступили низко. До моего слуха дошло – я не хочу ничего скрывать, – что вы принимали участие в его гибели. И, честно говоря, я не могу ни успокоиться, ни помогать вам, пока не получу разрешения этим сомнениям.
Сэр Дэниел опустился на скамью. Он подпер рукой подбородок и пристально взглянул на Дика.
– И ты думаешь, что я мог быть опекуном сына убитого мной человека? – спросил он.
– Простите, если я отвечу вам невежливо, – сказал Дик, – но ведь вы отлично знаете, что быть опекуном чрезвычайно выгодно. Разве все эти годы вы не пользовались моими доходами и не управляли моими людьми? Разве у вас в будущем нет расчета на мою женитьбу? Не знаю, что она может принести вам, но чего-нибудь да стоит. Простите меня еще раз, но если вы были настолько низки, что убили доверявшего вам человека, то, может быть, у вас было достаточно поводов для менее низких поступков.
– Когда я был юношей твоих лет, – сурово проговорил сэр Дэниел, – мой ум не был так склонен к подозрениям. А сэр Оливер, – прибавил он, – как мог он, священник, оказаться виновным в этом деле?
– Ну, сэр Дэниел, – сказал Дик, – собака идет, куда ей приказывает ее господин. Всем известно, что этот священник – только орудие ваших замыслов. Я говорю совершенно откровенно, теперь не до вежливости. Я хочу, чтобы мне ответили так же искренно, как я говорю. Но ответа я не получаю. Вы только задаете мне еще больше вопросов. Советую вам остеречься, сэр Дэниел, – таким образом вы только увеличиваете мои подозрения, а не удовлетворяете их.
