Несколько стройных прилавков магазина вместо обычных для заправочной станции очистителей стёкол, освежителей воздуха, питательных батончиков, жвачек и напитков были заполнены различным эзотерическим инвентарём: старые потрёпанные книжки, деревянные амулеты, камни с вырезанными на них рунами, колокольчики и карты, хрустальные шары, пирамидки и разноцветные камушки, какие‑то корешки, сушёные листья и ягоды, и, к огромному удивлению Вероники, даже небольшой уголок с так горячо любимыми её матерью православными иконами и свечами.
– Эй, – окликнула она старичка, – а главный скоро придёт?
– Тьфу‑ты ну‑ты!
Человечек выругался и задумчиво уставился в пол. Иван, широко раскрыв глаза, начал трясти кулаком в воздухе и беззвучно материться, губами призывая Веронику немедленно извиниться.
– Измельчали мы. Всё главного нам подавай. Да чтоб поглавней, – старичок, пряча глаза, ткнул пальцем в потолок, – чтобы он услышал нас. Пожалел да смиловался. Беды все наши как рукой смахнул да от напастей укрыл. А вы, юная дама, не думали‑то, что на землице нашей, может, от того‑то так и худо, что все заместо себя на какого‑то главного полагаются?
– А ну‑ка, сядь! – прогремел Иван, стукнув кулаком по столу.
– Тише, Вань, – обиженно кивнул человечек в сторону выжившего не в одной аварии водителя, всё ещё пряча глаза. Веронике даже показалось, что так старичок скрывает слёзы. – Не хочет – пусть не садится. Пусть идёт своей дорогой. И кого уж она там на ней повстречает, оборотня или мёртвых бандитов – не наше с тобой дело…
Маленькие чёрные глазки сверлили Веронику. В них не было ни капли обиды, а дрожащий тон был скорее вызван попыткой сдержать смех и своё откровенно издевательское отношение к незваной, но всё же гостье. Она поняла, что он всё про неё знает. Про то, что произошло в том лесу. В том, в котором они с оборотнем схоронили конченых им бандитов.
