Возможно, что во всем этом, в конце концов, и была какая-то правда.
Несомненно Ивешка хотела именно того, что она считала правильным для Петра: это было пожалуй единственное постоянство, в которое он мог верить. Возможно, что это было частью их общей беды. И возможно, рассуждал он, если бы ему удалось выяснить источники не только произошедшего с лошадью, но и докопаться до причин самых разных мелких ссор, и если бы ему удалось восстановить некое подобие мира с Ивешкой, чего он должен добиваться в первую очередь, и если бы он только мог заставить ее верить ему, да если бы смог избежать и некоторых других дурацких и эгоистичных ошибок, которые вызывали ее раздражение, вот тогда Ивешка узнала бы его с такой стороны, с какой не мог узнать даже Петр, потому что будучи колдуном, Саша мог понимать истинный смысл того, что она говорила по какому-то поводу, в то время как Петр мог понимать это совсем по-иному.
Если бы, продолжал рассуждать Саша, если бы он только мог усадить Ивешку рядом с собой и заставить ее самым серьезным образом выслушать его, как будто он никогда не имел дела с ее отцом и не пользовался его советами, отчего происходили все ее беды и страхи…
Он мог бы так сделать, если бы только, хоть с божьей помощью, мог бы знать и мог быть уверен, что его собственные мысли принадлежат именно ему, а не являются чьим-нибудь желаньем, направленным в его сторону, может быть даже, самой Ивешкой.
Он лежал в постели до тех пор, пока птицы не засуетились в своих гнездах, а затем тихонько встал, вздул огонь на оставшихся с ночи углях и начал готовить завтрак, стараясь как можно меньше производить шума. Это был особенный завтрак, как ему казалось. Он решил приготовить лепешки, какие обычно пекла тетка Иленка. Они делались из самой хорошей муки, со сладкой начинкой из сушеных ягод…
Солнце пробивалось сквозь ветки деревьев, роса собиралась на колючках… окрашенная утренней зарей…
Он постарался прогнать спутанные, беспорядочные мысли, прислушиваясь к мягкому постукиванию ложки о деревянную плошку, одну из тех, что остались еще от Ууламетса, добавил щепотку пряностей, щепотку соли, напрягая сопротивляющуюся память, чтобы вспомнить рецепт… И пряности, и соль и зерно они получали от крестьянина с низовий реки. Старик-крестьянин был даже напуган, по словам Петра, когда узнал о том, что ни Черневог, ни Ууламетс больше не живут в лесах вверх по реке. Старика интересовали только грибы, лекарственные травы, лекарство от кашля и пара добрых желаний в качестве платы за сделку, которые Саша выдавал всякий раз, как только вспоминал об этом.
Вот и все, что смог узнать о них окружающий мир: старик больше не чувствовал опасности ни от них, ни от их дел, и не мог сказать ничего иного о происходящем в этих лесах, кроме того, что там вновь выросли травы.
Такой ответ очень точно отражал суть происходящего: появились новые колдуны, страшная русалка исчезла, а травы помогали лечить старика от кашля.
Река, где вода темная и глубокая… Ивешка-призрак парит над волнами, являя собой как бы нераздельную их часть…
У Ивешки было большое уменье выращивать самые разные растения, оно всегда было у нее: она хотела содержать свой сад в совершеннейшем порядке и старалась защитить посадки от тех живых созданий, которые отваживались вернуться в этот лес. Она любила все живое, даже лис, которые по своей природе были склонны охотиться на кроликов и полевых мышей. Она очень мудро относилась к природе. Саша тоже придавал значение этой самой мыши, он думал и о лисах, и хотел, чтобы эта мышь была в безопасности, потому что это была конкретная мышь. Но Ивешка не раз очень резонно замечала: «Если ты поступишь таким образом, то мышь уже не будет свободна».
