– Послушай, я не сильно боюсь за него, все это только из-за погоды. Но ведь он не будет рисковать в такую бурю. Ведь не пожелает же он молний?
– Он вообще не может ничего пожелать, ни того, ни другого. С чего бы он смог?
Саша почувствовал внезапный испуг, глубоко охватившее его беспокойство о принятом решении. Все, казалось, было готово опрокинуться или так, или эдак, все стало переменчивым и опасным.
– Я отыщу его, – пообещал он ей едва слышно и нырнул прямо в бурю, вниз по отмытым дождем доскам деревянного настила. Он добрался до ворот по покрытой сплошными лужами дорожке и остановился как от толчка, чувствуя сзади себя сильное желание Ивешки, которая, как он увидел, стояла в дверях, напоминая ему тот призрак, каким она когда-то была. Поторопись, говорило это желание. И он глубоко вздохнул, толкнул ворота и зашлепал по тропинке, а потом прямо по мокрой и тяжелой от воды траве, с которой ветер и дождь уже смыли и унесли след, что оставался там от Петра.
Вероятнее всего, раздумывал Саша, что Петр, выехав просто проехаться в полдень, тут же выбросил из головы это свое обещание: «по дороге туда и обратно», в тот самый момент, как только был предоставлен самому себе. Петр никогда не имел сомнений на счет того, чтобы во всем поступить по-своему, не более, чем Саша, наблюдавший, как тот собирался на прогулку в хорошо знакомый ему лес.
Но вот Ивешка беспокоилась с самого начала. Она отругала его и назвала дураком по поводу банника, он же, тем не менее, все еще продолжал верить ему, стараясь увидеть невидимое, чтобы понять смысл его предсказаний…
Петр был обычным человеком, он был глух и слеп к какому-либо влиянию. Все происходящее вокруг него, условно выраженное лишь слабыми виденьями, имело очень малую силу над ним, в сравнении с колдуном, до тех пор, пока источник этих перемен не приближался к нему на расстояние вытянутой руки.
Саша желал себе, чтобы он прислушивался к Ивешке, чтобы с самого начала слушал ее. Он вызвал банника, и он появился у них в тот самый момент, когда над лесом опустилась эта тишина, и этот банник был таким же кособоким и вертлявым, как тот дом, что они построили для него. Он в беспорядке выбрасывал им отдельные фрагменты видений, которые отражали либо нависшую над ними угрозу, либо события давних лет. На них можно было смотреть, думать и сомневаться, и вновь смотреть: ведь колдун должен знать, он хотел знать и продолжал это до тех пор, пока не оставалось уже никаких сомнений в происходящем. Но и сам этот процесс все время претерпевал изменения, а от этих изменений возникали новые сомнения…
Остерегайся моей дочери, подсказывали ему воспоминания, полученные от Ууламетса: старик никогда не верил ей. Но при этом он искал ее советов, и не пользовался ими, когда она давала их ему, даже не прислушивался к ним, он был слишком уверен в своей правоте…
Обдумай все как следует, всегда советовал ему Ууламетс. Старайся сделать все возможное, и не приступай, пока не будешь до конца уверен во всем…
Что-то неладное происходило вокруг них, но ведь для этого было много причин: это мог быть просто сильный дождь, или это могла быть появившаяся у них лошадь, или это могли быть их собственные страхи о тех виденьях, которые они наблюдали в бане, но так или иначе, оставалось ужасное ощущение того, что все желания идут слишком криво, а вместе с ними и вся их безопасность подвергается риску в этом отнюдь уже не безопасном лесу.
