– Бомбодел, – обращаюсь я к своему спутнику, – Как тебя зовут?
– Антон. – отвечает он.
– Красивое имя. – я ободряюще улыбаюсь ему, – Но Бомбодел мне нравится больше. Тебе подходит это прозвище.
– Зовите меня как угодно. – отвечает он. – Хоть горшком, лишь бы не в печку.
Мой Бомбодел оказался начитанным – эти слова из какой-то сказки, вот только не помню, из какой именно. Это хорошо, быть может, искусство и литература все же выживут, когда умрут все воины и закончится эта чертова война.
– Хорошо. Слушай меня очень внимательно. Во-первых, – я кладу ему на колени заряженный "Макарыч", вытащенного из бардачка, – Вот тебе оружие. Если со мной что-нибудь случится… В общем, ты меня понял. Во-вторых, опять таки, если начнется заварушка, то просто срывайся отсюда с места в галоп. Я задержу их, а ты – уходи, бомбоделы нам нужны, да и вообще, нет смысла погибать вдвоем. Завод там, – я машу рукой вперед, – Примерно в двух часах ходу начнутся внешние посты, да и патрули не дремлют, так что, мимо не проедешь. Ты, кстати, машину-то водить умеешь?
Он отрицательно мотает головой, а затем, подумав, все же кивает.
– Я видел, как вы это делаете. Справлюсь.
Умный бомбодел, черт его дери.
– Молодец. Ну, я пошла.
– А оружие? – спрашивает он, хватая меня за рукав, – Вам, ведь, нужно оружие! И защитный костюм! Там, ведь, рентген пятнадцать!
Я смеюсь, абсолютно искренне и радостно. Он слышал лишь легенды о бегунах, но абсолютно не представляет, какие они в реальности.
– Костюм, милый мой, это для тебя! – говорю я, кивая назад, где за сиденьями скрывается увесистый мешок, – На всякий случай. А мне он даже вреден. А оружие… тебе оно нужнее, чем мне, а второго пистолета у меня нет. Ничего, добуду снаружи, если этот тип окажется не один, или рискнет напасть.
Я рывком распахиваю дверь, и в кабину тут же врывается волна холодного воздуха, приносящая с собой рой маленьких снежинок. Совершенно некстати мне вспоминается, как в детстве я радовалась первому снегу… Как ловила на свою маленькую ладошку невесомые снежинки, и слизывала их, ощущая приятный холодок на языке. Тридцать пять лет назад… В годы, когда я считала, что дедушка Ленин жил, жив и будет жить, что Советский Союз так и останется единым и нерушимым, и что ядерное оружие, в избытке "ковавшееся" на наших заводах – всего лишь сдерживающий фактор, и что оно никогда не будет использовано. Впрочем, в детстве я и знать не знала таких слов, как "сдерживающий фактор", и все мысли, что мелькают сейчас в моей голове, укладывались во всего одну строчку из песенки. "Пусть всегда будет солнце…"
Уже много позже, лет через пятнадцать после тех памятных снежинок на моем языке, я узнала и другую песенку:
В глубокой шахте, который год,
Таится чудище – змей!
Стальные нервы, стальная плоть,
Стальная хватка когтей.
Он копит силы, лениво ждет,
Направив в небо радар.
Одна ошибка, случайный взлет,
И неизбежен удар!
А еще десять лет спустя я узнала, что удар и в самом деле неизбежен. Был ли взлет первой ядерной ракеты случайным – я не знаю, но песня сбылась на все сто…
Все, во что ты навеки влюблен
Уничтожит разом,
Тысячеглавый убийца-дракон.
Должен быть повержен он…
Я встряхиваю головой, отгоняя навязчивые строки и воспоминания из детства. Что со мной? Уж не вздумала ли вся жизнь промелькнуть перед моими глазами, словно перед… Нет, не стоит упоминать ее имя, не то накличешь беду. В конце концов, быть может это всего лишь заблудившийся человек, отбившийся от своей колонны, или пришедший из бункера. Да и вообще, не из таких передряг выбиралась. Вспомнить, хотя бы, ту же бойню в "тройке", или то, как в лесу, на охоте, на меня напала стая волков…. Справимся.
