Черного нет и не будет - страница 3

[5]; вместо того чтобы пойти на учебу, они с самого утра слонялись по Мехико, беспечные, ничем не отягощенные, будто разбойники; стоял сентябрьский день – лето отступало, – аромат времени становился тяжелее. Она уже накупила себе всяких безделушек, маленьких кукол и браслетов, ничего не может с собой поделать: стоит ей только взглянуть на бесполезную вещицу, как та превращается в жизненно важный талисман – священные побрякушки, которые она собирает; хоть ее фетишизм девочки-колдуньи слегка и раздражал Алехандро, он все равно умилялся ею.

Лежа в темноте, она говорит с Диего совсем тихо. Теперь, когда пот перестал течь градом, их окутала прохлада; они, шутливые, источающие аромат, едва касаются телами.

Чтобы доехать до дома, Алехандро и Фрида сели в автобус. Заняв свободное место, она понимает, что где-то потеряла зонтик от солнца, начинает волноваться, просит Алехандро помочь: «Ну где же зонтик?! Он был у меня в руках, когда мы гуляли по рынку». – «Фрида, ну и бог с ним, это всего лишь зонтик». Нет, не бог с ним, Фрида боится терять свои вещи – они успокаивают, являются продолжением ее самой; она силком вытаскивает Алехандро из автобуса, они оказываются на тротуаре. «Где ты собираешься его искать?» – начинает ее отчитывать Алехандро; он подарит ей другой, намного красивее, убеждает любимый и тащит за собой в следующий автобус; Фрида уже забыла о зонтике, главная ценность вещей – их истории, а истории пишутся sobre la marcha[6], новый обещанный зонтик будет напоминать о случившейся неприятности. Они втискиваются в следующий забитый автобус и, прижавшись друг к другу, усаживаются в самом конце – Фрида прильнула к телу Алехандро, каждый сантиметр которого знала наизусть; теперь так же, рассказывая историю, этим вечером она прильнула к другому, совершенно незнакомому телу Риверы. Автобус новенький, краска сверкает, а сиденья еще не затерты – Фрида обращает на это внимание. Она также замечает женщину, на руках ее балуется ребенок, глаза у него необыкновенные – стального синего цвета; волосы матери туго завязаны в низкий пучок, одна прядь выбилась, и сын за нее дергает – маленький хулиган. Уставшая мать улыбается; женщина стоит, и Фрида подумала, что надо бы уступить ей место, потом ее взгляд приковывают инструменты мужчины, что стоит к ней спиной: на нем комбинезон, испещренный рыжеватой краской, точно этот человек – маляр. И тут она видит: трамвай, прямо напротив нее, с правой стороны автобуса… Трамвай, и ей кажется, что он движется прямо в их сторону; она хохочет, и смех ее нервный, появляется он при возникновении чего-то необычного – при обмане зрения, который позволяет нам в шутку почувствовать страх, Фрида вскрикивает, но, может, только мысленно: «Алехандро, смотри, трамвай!» Она думает: «Все обойдется. Точно обойдется! Кажется, он протаранит нас, но все обойдется». Фрида понимает, что сейчас случится нечто непоправимое, но отказывается в это верить: ведь она непобедима, на ней доспехи ацтеков, она сама есть дух. Это все шутка. Фрида смотрит на Алехандро: ни о чем не подозревая, он сидит рядом и в левой руке крепко сжимает ее сумку, беспечно глядит в другую сторону. Фрида думает о камушке, что подобрала на дороге и положила себе в карман: с ним ничего не случится. Ей не страшно. Почему ей не страшно? Все эти мысли проносятся в ее голове за секунду. Непонятно, произнесла ли она вслух: «Алехандро, смотри, трамвай!» – но он все равно не успел ей ответить, потому что трамвай действительно врезался в автобус, для нее столкновение произошло совершенно спокойно: в тишине и не спеша один транспорт бесшумно вошел в другой, словно в сон. Автобус сгибается, будто сделан из самой настоящей резины, с ним покорно рука об руку следует причудливая деформация, нанесенная трамваем-упрямцем, решившим проехать сквозь сверкающего новичка. Автобус выгибается все сильнее и сильнее, принимая форму подковы, он скрючился, как тело Мадонны, оскверненное во время нападений ужасного вепря. Фрида чувствует, что до ее колен что-то дотронулось, и ей стало спокойнее – но это же абсурд: своими коленями в этом изогнутом автобусе ее касается сосед, сидящий напротив; от удивления глаза на лоб полезли, и вдруг все оборвалось.