– Это и есть гнездышко наших ангелочков. До того у них все хорошо и мило, что аж противно. Сюси, пуси.
Паршин сплюнул.
– У них сын с женой на машине разбились. Ехали по сопке, то ли колесо лопнуло, то ли на камень наехал, одним словом, кувыркнулись. Я его не знал, а вот девчон его несколько раз встречал в «Галактике», когда еще на дискотеки ходил. Ничего так. Я бы ее взнуздал, – Паршин ухмыльнулся.
– Они до сих пор его комнату запертой держат. Прикинь, не убираются, ничего не меняют, словно склеп сделали. Мне велик его отдали.
Хозяина дома Егор заметил не сразу. На широком крыльце, залепленном желтыми листьями, он неподвижно сидел в кресле – качалке, завернутый в плед и, не моргая, наблюдал за ними. Егору не понравилось, что их не окликнули и не дали понять, что видят. Казалось, старик следил, чтобы они ничего не прикарманили.
Соцработники поднялись по мокрым ступеням.
– Я его зову Идол, как истукана деревянного, к тому же он еще глухой. – Старик до последнего прикидывался ветошью и только когда Паршин громко сказал, – Здравствуйте, Леонид Павлович, – выполз из-под клетчатого покрывала. Посмотрел на них разными глазами – один едва не выпрыгивал из орбиты, как у лошади шарахающейся от огня, другой прищуренный, словно от едкого дыма. Голова его мелко тряслась.
– Здра-а-асти, – послышался дребезжащий голос, в области колен из-под пледа выпала большая костлявая ладонь и замерла, словно соскользнула во сне.
– Как здоровье ваше? – Паршин наклонился, собрал суставчатые пальцы и потряс. Егору показалось, что он слышит стук костей.
– Дышим пока, а кто? – длинный указательный палец, напоминающий лапку паука, шевельнулся в сторону Егора.
– Это наш новый сотрудник. Временный. Месяц, может чуть больше будет со мной попеременно навещать вас, – Паршин склонялся к уху глухого старика.
– Егор его звать. Егор, познакомься.
Паршин обернулся.
– Это Леонид Павлович, а где Мария Афанасьевна? – снова он обратился к старику.
– Гуляет, – как-то совсем уж тихо прошелестел тот.
– Мы бы не беспокоили вас, но продрогли малость. Это у вас здесь в саду тихо, а там, – он мотнул головой в сторону улицы, – ветерок бродит.
– Да, заходите, там… – голос старика скрипел и дрожал, словно травинка на ветру.
– Пошли, – Паршин кивнул Егору. Егор посмотрел на старика, рука продолжала торчать из-под пледа. Егору показалось, что тот ее не чувствует, захотелось хрупкую безжизненной кисть спрятать под плед.
На улице было зябко. Если присмотреться даже угадывался легкий парок, вырывающийся изо рта. Тоскливая, звенящая тишина висела в морозном воздухе. Далекое ленивое карканье ворона отозвалось замогильем.
Скрипнула калитка. Вначале тропинки, среди кустов и деревьев показалась низенькая, немного сутулая женщина в сиреневом берете, в сером пальто с букетом пестрых желтых и багровых листьев. Она заметила гостей и помахала рукой. По одному этому движению можно догадаться, что у калитки старушка. Махи рукой были слабые, казалось, даются с трудом.
Паршин, убрал руку с ручки и отступил от двери, словно стеснялся, что хозяйка догадается о его намерении проникнуть в дом без ее приглашения, воспользовавшись немощью и гостеприимством, а может даже и неведением больного старика.
– Здрасте, молодые люди, – пропела низенькая старушка, раздавшаяся в бедрах, словно прессом с торцов сдавили полено, и оно в середине лопнуло расперлось щепой. Ее резиновые мокрые сапожки блестели, словно лакированные. – Как мы с вами разошлись? Я буквально на минутку Лелика оставила. У нас в саду клена нет, – она приподняла вверх букет из кленовых листьев. – Заходите, чего же мы стоим. Ленчик, тебе чаю принести? – она участливо заглянула в стекляшки глаз старика. Тот мотнул головой.
