– Доктор, скажите честно, она умрёт?
– Мы пытаемся спасти её жизнь, но силы медицины не беспредельны, как и человеческие.
Василий пустился в разгул, приводил в свой номер разных женщин, иногда навещал супругу. Получалось так, что с доктором беседовал в той большой комнате, служившей больничной палатой, где кровати больных были отделены плотной занавесью. Однако Мария, приходя в сознание, иногда слышала, как муж пытался узнать у доктора:
– Скажите же мне наконец правду, когда же она умрёт?
Вначале врач удивлённо смотрел на посетителя, успокаивая его:
– Пока она находится в тяжёлом, но стабильном состоянии, если что-то случится, мы вам немедленно сообщим.
Потом привык и не удивлялся неприкрытому желанию посетителя услышать о том, что супруга умирает.
Мария сквозь бред и забытье слышала и понимала разговор. И в редкие минуты сознания она внушала себе, что не умрёт, а будет мстить Ваське, и это придавало силы её организму.
Наступала следующая стадия отношений.
Через три недели она поднялась: исхудалая, страшная, чёрная, глаза ввалились, осталась лишь тень от былой красавицы. Но это была уже другая женщина – решительная, смелая, неукротимая, повелевающая мужчинами, как рабами. Она поставила перед собой цель – стать ещё прекрасней, чем прежде.
Амбициозный хозяин имения Качановка, славящийся широкими жестами и не считающий денег, вдруг понял, что находится на грани разорения. Он продал имение, а вырученную сумму разделил на три равных части: себе, дочери и сыну Василию. Переехал в Москву и жил на съёмной квартире. А через пару лет, не выдержав переживаний и внезапного разорения, умер.
У Василия после раздела оставалось 500 тысяч рублей. На эти деньги супруги снимали квартиру в Киеве и прикупили ещё небольшое именьице.
Теперь не было надзора строгого тестя, и супруги пустились в разгул. Причём если поначалу Василий таскался по увеселительным садам и борделям Ямской улицы в одиночку или в компании холостяков и девиц, то позже брал с собою жену. Он с удовольствием делился с Марией сексуальными позами и трюками, которым научился у проституток и любовниц.
Однажды Мария не выдержала:
– Что это только тебе удовольствие получать? Я тоже хочу туда сходить.
– Конечно, конечно, – с готовностью подтвердил Вася, – вот увидишь, тебе понравится.
– Только я буду инкогнито, никто не должен меня видеть.
– Ты можешь быть в маске, мы будем заниматься любовью втроём, выберешь сама ту, которую захочешь. Это будет разврат высшего класса.
В ту ночь супруги возвратились домой под утро, усталые и пьяные, с многочисленными следами любви на телах.
Такое веселье продолжалось с неизменной комбинацией состава участников. То их было четверо: две пары менялись партнёрами, то двое мужчин и одна Мария. Ах, эта Яма! Насыщенная борделями Ямская улица. Здесь разрешалось всё, великосветской даме доставляло несравненное удовольствие опускаться на самое дно и испытывать жгучие сладострастные ласки партнёров. Здесь не было никаких преград, и дворянское общество, столетиями вырабатывавшее кодекс поведения своих представителей, пришло бы в ужас, если бы узнало все подробности. Но и того малого, что проникало сквозь конспирацию Марии Николаевны, хватило для того, чтобы её прекратили приглашать во многие приличные дома Киева.
В начале ХХ века образ роковой женщины вошёл в моду. Его воспевали и поддерживали самые известные писатели и художники России. Героиня их произведений должна была манипулировать мужчинами, разбивать их сердца, подчинять своей воле, заставлять мучиться и страдать, доводить до самоубийства. Мария Тарновская выбрала удачный момент, она появилась в нужное время, когда все желали видеть такую женщину не только в произведениях искусства, но и наяву, во плоти. И судьба предоставила публике такую возможность.
