«Клянусь всей своею честью и всем, что осталось во мне чистого и сильного, я – барон Владимир Сталь фон Гольштейн, обязуюсь перед Марией Николаевной Тарновской сделать всё, что она мне прикажет, потому что люблю её больше жизни. Заявляю, что всё совершённое мною не есть жертва и я ничего не требую взамен. Без этой великой и чистой любви для чего мне жить?»
Спокойно явившись в страховую контору, Мария получила 50 тысяч по страховому полису, оставленному бароном.
С этих пор все приличные дома Киева закрыли перед Тарновской свои двери. Она довела мужа до преступления, любовника до смерти, шурина и другого любовника до самоубийства. Но ей было абсолютно наплевать на это, свободная жизнь только начиналась. Теперь она стала опытной, хладнокровной, профессиональной охотницей на мужчин. И в помощь ей скорый суд, который отправит мужа на каторгу. Она разведётся с ним и завладеет довольно крупной суммой, оставшейся от продажи родительской усадьбы.
Глава вторая. Суд над Василием Тарновским
Зазвонил дверной колокольчик, и Тарновский пошёл открывать. Он уже почти год жил на квартире Михаила Воронцова в ожидании юридических действий в отношении себя. На пороге стоял полицмейстер:
– Ну что, Василий Васильевич, отдохнул? Теперь собирайтесь, поехали.
– Куда? – не понял Василий.
– Как куда, на суд. Али вы решили, что всё закончено? Нет, всё только начинается. Задержались с судом немного.
– А что, далеко ли ехать? – Тарновский быстро оделся, всё необходимое было заранее подготовлено.
– Далеко, Василий Васильевич, аж в самый Гомель.
– В Го-о-мель, – удивлённо протянул Тарновский, – с чего так?
– То не нашего ума дело, завтра там будете и всё узнаете.
Преступника посадили в зарешеченную карету и двинулись на вокзал.
* * *
В Министерстве юстиции, ознакомившись с фигурантами дела, решили, что особы, принадлежавшие к местной знати, могут повлиять на решение суда. Во избежание этого было принято решение перенести слушания из Киева в могилёвский городской суд, заседавший в Гомеле.
Однако в Гомеле осенью 1903 года случился крупный еврейский погром. Такие погромы частенько случались в России, всегда находились те, кто натравливал рабочий и крестьянский люд, а то и просто громил на конкурентов из чувства ненависти. К тому времени в Гомеле проживало до 60 % еврейского населения, и естественно, конфликты на национальной почве случались. Но в этот раз всё осложнилось тем, что евреям надоело быть вялой и покорной толпой, которая не могла сопротивляться, и после Кишинёвского погрома, когда было убито 60 человек, решили организовать еврейские дружины самообороны. Эта вынужденная мера доказывала равнодушие и, более того, молчаливое одобрение погромов со стороны российской власти.
В связи с этим суд выяснял все обстоятельства, но свидетели были подкуплены и найти зачинщиков так и не удалось. Первая часть процесса длилась с осени 1904 года по январь 1905-го, потом сделали перерыв на слушание по делу Василия Тарновского.
Суд над гомельскими погромщиками привлёк немало бульварных репортёров и просто любопытных, а тут ещё одна пикантная история об убийстве мужем из благородного сословия любовника жены.
– Вася, а ты знаешь, кто тебе назначен защитником? – спрашивал своего друга Михаил Воронцов, который приехал вместе с ним в Гомель на суд.
– Нет, пока не знаю.
– Сергей Андреевский.
– Вот как? Совсем не ожидал, такая приятная новость.
