– Ну-с, Владимир Астафьич… Дай вам Боже, с праздничком! Удовлетворения вам всех естественных потребностей!
Было так: швейцар технической конторы стоял у стола по одну сторону, а конторщик Бердяга по другую; когда они чокнулись и выпили, Бердяга обратил внимание на то, что, стоя, им неудобно разрезывать ветчину и намазывать ее горчицей.
– Может, присядете? Э, да чего там, какие церемонии! Садитесь, Яков. Еще одну рюмочку, а?
– Ах, да я, в сущности, не пью. Разве только ради праздника?.. Ну, с наступающим!
– Ваше здоровье! Служите?
Яков недоумевающе посмотрел на Бердягу.
– Да как же! У нас в технической конторе.
– Знаю, знаю, – покровительственно сказал Бердяга. – В технической конторе братьев Шумахер и Зайд «Земледельческие орудия и машины», представители Альфреда Барраса…
– Да… – привычной скороговоркой подтвердил Яков. – Анонимной компании Унион и Джеффри Уатсона…
– В Шеффильде! И давно служите?
– Да вот уж второй год. Сейчас же после вас определился.
– Кушайте, пожалуйста, Яков… как по отчеству?
– Семеныч.
– Вот я вам, Яков Семеныч, выберу красненькое с синей полоской. Матушка здорова?
– Ничего. Нынче только с утра что-то…
– Может быть, винца еще можно?
– Много будет, Владимир Астафьич.
– Ну, уж и много. А вот сардинки. Давно служите?
– Второй год. Прямо-таки скоро после вас определился, когда Альфред Густав…
– Ага! Это хорошо. А вот эта колбаса с чесноком, а эта без. Прошу, господа! Прошу закусить, чем Бог послал. Матушка ваша как поживает?
– Так, вообще, ничего. Да сегодня старуха что-то, от обедни вертаясь…
– Ну, слава Богу. Это приятно! Надеюсь, пивца-то вы выпьете? Ну, что ничего вам служится в конторе братьев Шумахер и Зайд…
– Представители Альфреда Барраса, – машинально продолжил швейцар. – Да пожаловаться нельзя. Иногда только перед праздником, когда…
– Ну, слава Богу, дай Бог! Мамаша дома сидит или в гостях?
– Дома. Она, Владимир Астафьич…
– Так, так… А вот это моя гитара… Потом я вам сыграю.
___________________________
Ушел швейцар технической конторы Братьев Шумахер и Зайд от конторщика той же фирмы довольно поздно – в 11 часов.
Бердяга долго жал руку этому непрезентабельному гостю и просил «не забывать».
А когда гость ушел, Бердяга, вернувшись в комнату и прибирая на столе, должен был оценить деликатность этого краснощекого, дубоватого на вид парня: на скатерти среди крошек хлеба и кулича лежал Бердягин двугривенный – отвергнутая дань аристократизма во имя чумазой демократии…
