– Скоро за вами придут, – промычал Валик. – Уже солнце низко.
– Надоело всё, – сказала Люда. – Надо было в город уехать.
– В техникум? – спросил я.
Я знал, что она собиралась поступать в торгово-экономический техникум.
– В техникум осенью, – хмыкнула Люда. – Надоела деревня.
– Идут!
Валик подскочил, прыгнул на велик и умчался.
Люда взяла меня за руку и завела на несколько шагов в поле.
– Русалка, выходи! – послышался зычный голос Любы.
Мы вышли из жита.
Девчата взяли нас в круг и затянули песню:
На граной неделе русалки сидели,
Ой, рано-рано, русалки сидели,
Русалки сидели, на бога глядели,
Ой, рано-рано, на бога глядели.
А бог сына женит, Илья дочку отдаёт,
Ой, рано-рано, Илья дочку отдаёт…
Песня была длинная. Люда подпевала тонким голосом, как пшеница стояла, колоском махала, а её надо сжать, в снопы повязать, цепами обить, жерновами смолоть, проскурки испечь, в храм отнести и людей накормить.
На подходе к лесу девичье окружение рассыпалось, и я наконец очутился на свободе. Подкатил на велосипеде Валик.
– Садись! – крикнул он.
– А Люда? – спросил я, устраиваясь на багажнике.
– Сама дойдёт.
– Вы каждый год провожаете русалку?
– Уже почти никто из хлопцев не приходит. В этот раз ты попался…
Да, в Липняках я попался в русалочьи сети. И то же самое произошло в пионерском лагере в Дагомысе.
5
Сегодня первый и второй отряды отправились в поход с ночёвкой.
– Ты тоже с нами? – спросил я матроса-спасателя Николая.
– А кто ж вас спасать будет? – удивился тот.
– Но мы же с палатками в лес отправляемся. Твоё рабочее место – шлюпка.
– Не имеет значения, – махнул тот рукой. – Танька с Валькой тоже идут.
– Поварёшки?
– Ну да, кормить детей. Некоторых грудью.
Николай заржал.
– Я забыл, тебе которая нравится?
– Валька. У неё грудь больше.
Он опять заржал.
На мой взгляд, грудь Таньки была отнюдь не меньше, но я не стал развивать эту тему.
– Я первый раз иду с рюкзаком в лес! – призналась мне московская Катя.
– Лес никогда не видела?! – поразился я.
– Видела на даче в Фирсановке. Но там меня няня за ручку водила.
– Мы тебе дадим самый лёгкий рюкзак, – утешил я её. – Замуж надо выходить налегке.
– Замуж я пойду после школы, – поправила меня Катя. – В нашем лагере нет достойного кандидата, ну, кроме вас.
– Ишь ты!
Я осмотрел девушку с головы до ног. Она была хороша. Тонкая, стройная, с лукавым взглядом серых глаз. Пожалуй, в девках она не засидится. Но что мне до московской жизни, в своей минской разобраться бы. А там не всё было хорошо.
Наташка по-прежнему в упор не видела меня. Староста Светка родила ребёнка. Валера неустанно фотографировал Ленку.
– Ты почему свою Наташку не снимаешь? – спросил я.
– Ленка фотогеничнее, – ответил Валера. – Я с ней не один конкурс выиграю.
– В стиле ню?
– Ленка для портрета, – строго посмотрел на меня Валера. – Для ню у меня другие.
– Кто? – не отставал я.
– Кто надо. Ню только в Прибалтике можно выставлять. Я знаю в Литве несколько классных ребят.
– В Минске, значит, нет подходящих натурщиц?
– Они всюду есть, – махнул рукой Валера. – Ради хорошего снимка любая разденется. Но у нас другая традиция.
– Какая?
– Сельская, – ухмыльнулся Валера. – У меня после Теребежова отличная серия старух получилась.
– Ульяну тоже снимал?
– Ульяна, во-первых, не старуха, а во-вторых, она на тебя глаз положила. О чём вы с ней в хлеву шептались?
– Не в хлеву, – покраснел я. – Сам говорил, что она мольфарка.
