Не проронив никто ни слова, стали рассаживаться за длинным столом. Художник, Всеволод уселся на диван рядом с журнальным столиком, закинув ногу на ногу, схватил прижатую вазой газету и принялся бегать по ней глазами. Эльдар Романович со Святиком продолжали стоять на том же месте, когда Эльдар Романович протянул руку и предложил занять свободный стул. То было угловое место.
Пораздумав пару секунд, Святик прошёл к указанному месту и сел. Оглядев всех, он обратил внимание, что каждый занят собой, и никому ни до кого нет дела. Пробегая по лицам, Святик стал изучать.
Естественно он ничего не мог сказать об этих людях – ни о ком он не имел даже малейшего представления. Разве что об этом художнике, – Святик подумав, перевёл взгляд на человека, точно отсутствующего в сложившейся обстановке. Хоть он и не один такой, но всё же – он отдалился от прочих.
Но его Святик не знал тоже.
Парочка подростков сидели на другом конце стола – девочка и мальчик, бурно обсуждавшие что-то, – единственные, кто болтал в этом кабинете. Неразборчивость их слов не давала понять темы их увлечённой беседы. Рядом с ними сидела, по всей видимости, слишком озабоченная своими руками женщина. Она в них старательно пыталась разглядеть… – то ли она высматривала свою судьбу, то ли руки её чем-то не устраивали, ведь вид у неё был ещё тот (недовольный). Напротив подростков сидел мужчина средних лет с кавказскими чертами… По соседству с этим мужчиной сидели ещё двое с отрешёнными взглядами. Рука одного из них постукивала костяшками пальцев по столу возле руки Святика, – на то Святик без конца отвлекался. За его спиной сидел художник, шелестя газетой.
Эльдар Романович ковырялся в книжном шкафу, затем в письменном столе, потом в высоком пенале, где плотно были забиты папками полки.
Кресло всё ещё стояло возле окна.
К Святику обратился человек сидящий напротив. Его Святик упустил. Почему-то не заметил, просматривая лица.
– Вы верующий? – Вопрос прозвучал неожиданно, из пространства, в котором Святик не находился. Он сразу и не понял, кому был адресован вопрос…
– Простите, вы верите в Бога?.. – Снова прозвучал вопрос, как раз в этот момент Святик повернул голову к странно внимательным глазам. Такой взгляд он наверняка видел впервые. Когда раньше Святик сталкивался с подобным, то бежал прочь сломя голову и рассмотреть, насколько глаза этих людей могут в тебя врываться заметить не мог. Его состояние подверженное паники сводило бдительность к нулю, если не сказать, что опускало и того ниже. Предположительно – самим Святиком, – то была фобия. Он панически боялся разговоров о вере. О Боге. Его с силой отталкивала волна чего-то невидимого, чего-то, что Святик боялся утратить, то чему был благодарен, ведь оно не давало ему перешагнуть грань, и оказаться на той территории, которую сам считал безрассудством. Святик прекрасно знал, что такое фобия, – поэтому и дал своему психическому состоянию именно это определение, изначально он сам боялся заразить рассудок, хотя, ведь твёрдо был уверен в своём скепсисе. Никакое духовное наитие не имело надлежащей силы снести сию стену. Но так как он понимал, что больше боится, нежели способен противостать со всей фактичностью рассуждения и убеждения, то и был благодарен за ту самую волну…
Здесь же было деться некуда…
Святик отрицательно покачал головой. Не произнёс ни слова.
