Чертов заповедник - страница 18
Вот приборы стали разбирать и грузить в машину. Пчелкин напоследок ругался, что приходится работать в такой клоаке, очищать которую мы сами должны. Я привычно молчал и не отвечал ему. Костюмы сбросили на землю и наконец вздохнули полной грудью. Пыльный воздух после костюма казался чистым. Спецовки оказалось были одноразовыми, после снятия, теряющие защитные свойства. Их можно выбросить. Полностью они конечно не спасают, но, когда случайно что-то задел или тебе прилетел заражённый листок они защитят.
Наконец всё закончилось. Митрич устало уселся около забора, вытащил сигарету. Оба студента, хотя, как сказать, вполне взрослые мужики лет по двадцать пять тоже переоделись, оба молчаливые и злые на профессора. Тем не менее беспрекословно выполняли его команды. Они залезли в свою машину и начали укладывать там ящики. Я не успел отойти от ученого и тут же попал под его словесный понос. Видимо ему нужно высказаться. Нашёл свободные уши и начал вываливать всё, что у него накопилось на душе. Уйти я не мог, это было бы невежливо. И остался слушать, рассчитывая получить какие-нибудь сведения, хотя бы косвенно.
– Знал бы ты чего мне стоило создать этот прибор. – жаловался он мне и в то же время хвастался. – как это работает, изучить, смонтировать.
Выслушивая его реплики, начал немного понимать, о чём шла речь. Большим авторитетом среди преподавательского состава профессор не пользовался. Поэтому его слегка задвигали в серьёзных исследованиях. Каких-то прорывных изобретений он не сделал, и этот очиститель черноты его единственные детище, которое ещё пользуются спросом. Но при этом требует очень дорогого кристалла.
– У меня столько серьёзных изобретений. А я трачу время на всякую низкую чёрную работу.
Я не сдержался:
– Эта низкая чёрная работа спасает жизни тысячам других людей, и неплохо оплачивается.
– Что мне эти тысячи людей. Они про меня не знают, их интересы ниже моих возможностей.
– Но их потребности дают вам работу. Все свои изобретения вы делаете для этих людей и получаете за это вознаграждение.
С моей стороны это была большая наглость, ответить так уважаемому профессору.
– Что ты понимаешь? – рявкнул он на меня. – Я положил жизнь для этой работы, для этого прибора я сделал столько чисток, сколько тебе за свою жизнь не придётся совершить. Мой прибор демонстрировался на выставках в Москве и в Париже. Он единственный в мире, который может работать так долго и качественно с такими большими объёмами. Но работать с ним и демонстрировать приходится мне, потому что это сложно.
Непризнанный гений, подумалось мне. А хочется славы. Не столько денег, сколько известности. Вот и сейчас он сварливо высказывался о своих коллегах, о своих подчинённых, о всей работе, а он бы мог потратить время на более серьёзные исследования. Которые принесут славу не только ему, но и всему университету и городу, и империи. Мне надоело выслушивать. Это я уже слышал не раз и прекрасно понимал таких людей, хотя и не относился к ним и не разделял их точки зрения. К сожалению, их очень много. Достигнув определенных вершин, они застревают на них, и не способны отойти в сторону. Такие могут до бесконечности совершенствовать своё изобретение, проталкивать не слишком значимую теорию, прикрываясь какими-то непонятными идеалами.
Иногда чтобы сменить направление работы им требуется просто-напросто хороший пинок. Иначе они закостенеют в своём видении мира, и мешают не только себе в исследованиях, но и всем остальным. Похоже я столкнулся как раз с таким субъектом. Такие люди есть во всех профессиях.