– Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте, сосе-е-душки, – пропела она. (Обычно так по телефону поют – отвечают: «Алло, здра-а-авствуйте, до-о-обрый де-ень».) – Ну вот и славно, что зашли.
Двери бабушки Милы наконец-то распахнулись для нас, мы, радостно кивая, совершенно по-свойски уже, зашли в гостиную и, отодвинув стулья, расселись вокруг стола. Ждать надоело. Терпение лопалось.
– Чувствую, заждались вы. Сначала чай с пирогами, вареньем и сливками, а потом повесть или вначале повесть, а потом чай?
– И то и другое, – хором отвечали мы, открывая коробку с конфетами, которую принесли с собой.
– И как можно больше. И мы никуда не торопимся, – закончила Лиза, чтобы никто не сомневался. – Мы здесь надолго.
– Я так вас и поняла, – рассмеялась бабушка Мила, и мы почувствовали, что она была очень рада нашему приходу.
– …Командиром-пограничником, который обратил внимание на действие свечей, батюшка мой был, Мефодий Михайлович Муромцев.
– А как же вера? Он же был из семьи верующих, да ещё старообрядцев, в НКВД?
– А ему это не помешало нисколько. Вера верой, а служба службой. И потом… Грамоте он был обучен. Учился в гимназии хорошо. В церковь не ходил, а то, что дома иконки стояли, так кто об этом знал? Он ведь с детства приучен был к осторожности, наблюдательности. Лишнего ничего не говорил и не выпендривался никогда. Мальчишка крепкий рос, смышлёный. Любил читать и рисовал замечательно. Когда время свободное выпадало, всегда с карандашом и красками ходил. Поэтому и глаз его подмечал всё. Потом в армию призвали, потом – военное училище. На заставе он недолго пробыл, как только этот случай стали изучать, его перевели в группу, которая занималась такими случаями.
– Какими случаями?
– Религией, мистикой, колдовством, ритуалами, шаманством, заговорами.
– Действительно был такой отдел? В атеистическом государстве? Удивили.
– А что тут удивительного? Пример взят был из Германии. Там тоже интересовались древней историей, религией предков германцев. Экспедиции в Индию посылали, искали следы древних ариев…
– Повесть становится всё более интересной.
– То ли ещё будет. Вот пирожки попробуйте, с грибами, а это с брусникой… Чай сейчас ещё подогрею. Не торопитесь. Будете кушать и слушать.
Мы кивали, согласные на всё, только бы нас не выставили за дверь. В небольшой комнате обычной квартиры мы чувствовали себя необыкновенно хорошо. В этом чувстве не было той раскованности, которая возникает, когда гостишь у близких родственников. Раскованности, которая тут же распадается на скукоту, навязчивость и родственное хамство. Родственники знают о тебе то, что никто не знает. Они помнят твои грязные штанишки, твои страхи, шалости и детские «преступления». То, что ты давно забыл, через что перешагнул, пережил. Фотографий нет, но есть родственное: «А помнишь?» Действительно тёплые отношения между близкими родственниками сохраняются редко. Причин тому много. Кажется, вместе растут два брата, или две сестры, или брат с сестрой, а такими разными вырастают: наливное яблочко и дичка. Любовь и дружба в редкость. Чаще – непонимание и зависть.
– Папу не перевели в другой город, он так и служил там до самой войны. Ему выделили квартиру в городе, он занимался только этим. Пытался понять, почему свечи пошли по новому коридору и почему сейчас. Но самое главное, кто за этим стоял. Вся его деятельность была засекречена. Он маме рассказывал потом. Вызвали его к начальству, а в кабинете были незнакомые: один в штатском, другой в форме НКВД, тогда без погон ходили, майор. Они попросили выйти его начальника и говорили с ним наедине. В разговоре больше вопросов было, чем приказов.
