– Потерял! И понятия не имею где.
Прекрасное воспитание не позволило Ларисе излить на мужа поток нелестных слов, но не уберегло его от её глубокого вздоха сожаления, по которому Ревазу было понятно и без слов, что его жена очень огорчена.
Вслед за этим его пронзила мысль, что крестик мог быть утерян на лёжке, с которой произвёл смертельный, как он полагал, выстрел в Парфёнова. И тотчас сердце его сжалось в маленький комок, затем резко распахнулось и бросило в ноги, руки, грудь и лицо мощный заряд крови, от которой воспламенилось всё его тело, а лицо вспыхнуло жарким пламенем.
– Жарко… что-то жарко у нас! – выдавил Реваз из мгновенно пересохшего горла комок ежовых слов, подошёл к рукомойнику и, ополоснув лицо прохладной водой, вышел из дома, забыв поцеловать жену, что делал обычно ежедневно, уходя на службу.
– Странный он какой-то сегодня, хотя… ничего странного, ему просто стыдно, что потерял подарок от Леонида Самойловича, – глядя на закрывающуюся за Ревазом дверь, подумала Лариса и, осмотрев себя в тусклое от старости зеркало, стоявшее на комоде, поправила гимнастёрку и вслед за мужем вышла из дома.
По пути к месту службы – в Алтайский губернский исполком Ларисе повстречался бегущий куда-то Петя Парфёнов. Увидев Ларису, он остановился и, поздоровавшись, спросил: «Тётя Лара, а вы маму мою не видели? Может быть, она у вас. Я всю ночь ждал её, а она как ушла вечером куда-то, так и не пришла. Я уже всех знакомых пробежал, ни у кого мамы нету».
– Не было у нас мамы твоей, Петенька. Ты бы шёл домой, а то по утрам собаки бегают, покусать могут, – скрыв правду о Марии, проговорила Лариса.
– Не-е-е!.. Меня собаки не покусают, я их всех тут знаю… Они на своих даже не гавкают. А я их ещё косточками кормлю, что остаются от нашего пса, он-то у нас старый уже, мало ест, того и гляди скоро совсем исть перестанет, по двору ходит и шатается, как дядька пьяный, а он вовсе и не пьяный, кто же пса водкой поить будет. Правда?
– Правда, Петя, никто собак водкой не поит, – улыбнулась Лариса.
– Ну, тогда я и взаправду побежу домой. Я же к вам бежал, а так-то я уже всех пробежал. И куда мама могла уйти, в голову не могу взять, прям, весь теряюсь в догадках, – как по взрослому ответил Петя и, попрощавшись, медленно пошёл в сторону своего дома на улице 2-я Луговая.
– Когда-то ты, Петенька, увидишь маму… То самому Богу лишь ведомо! – мысленно проговорила Лариса, мысленно же, глядя на удаляющегося мальчика, перекрестила его и продолжили путь к зданию исполкома.
Плотный туман, зависнув по-над гладью реки, охватывал своими серыми крыльями её берега. На востоке разгоралась заря, – ни солнца, ни даже его короны не было видно, – туманная завеса скрывала восточный берег, но лучи дневного светила, пробив её и озолотив восточную часть неба, уже приоткрыли вход в новый день. Пройдёт немного времени, солнце торжественно взойдёт на небосклон, охватит в тёплые объятья реку и берега и разлившееся по-над ними молоко тумана превратит в бриллиантовые капли. Упадут бриллианты на просыпающуюся землю и напоят своей живительной силой зелень – траву, листья деревьев и кустарников, осыпят россыпями алмазов крыши домов, перила крылец и разбудят пернатую живность города и заречья. Высунут птахи свои клювики из гнёзд, прогоняя свой птичий сон, встряхнутся, взмахнут крыльями и полетят в беспредельном лазурном просторе, воспевая рождение нового дня.
