Честный вор - страница 7

– Да у вас остеохандроз. Умереть от него не умрете, а промучаетесь всю жизнь.

Елизавета Платоновна вновь поплелась к участковому. Таков был порядок. Он, получив заключение от специалиста, должен был назначать лечение. На этот раз молодой человек красовался в золотом галстуке и в сорочке в тон ему.

– ОРЗ? – встретил он Елизавету Платоновну.

– Да нет, говорят, остеохандроз.

– Ах, так! Так его вылечить не возможно, – обрадовался врач.

– Но облегчить боли, наверное, чем-нибудь можно?

– Сдайте анализы, там посмотрим.

Медсестра, борясь с приданым ей компьютером, выдала направления на анализы. Причем, на кровь был один листок, а на мочу целых пять.

– Помилосердствуйте, – взмолилась Елизавета Платоновна, – мне не выдать столько материала, чтобы заполнить все эти графы. Обладатель прекрасных галстуков взял пять листков, небрежно их рассмотрел и протянул Елизавете Платоновне два, остальные смял и бросил в корзину для бумаг.

После сдачи анализов Елизавета Платоновна опять отправилась в поликлинику. Она бы уже плюнула на это дело, но дочь настаивала, чтобы она довела дело до конца. На этот раз участковый был в темно-синей рубашке с ярким клетчатым галстуком. Елизавета Платоновна как ценитель всего прекрасного не могла не отдать должное его вкусу.

– ОРЗ? – прокричал врач знакомые позывные

– Вы бы хоть в карточку заглянули, если не можете запомнить диагноз, – не удержалась от замечания Елизавета Платоновна.

– Попробуй, запомни вас тут всех!

– Да, действительно, что нас, старух, запоминать? Но, представьте, мне не достаточно наслаждаться картиной ваших замечательных туалетов. Хотелось бы получить хоть какую-то врачебную помощь, – с возмущением сказала Елизавета Платоновна.

Но никакую помощь она не получила ни в своей поликлинике, ни в ревмацентре, куда была направлена и попала только через полгода. Можно было снова записываться в разные лечебные учреждения, ждать очереди, сдавать анализы, только вот до лечения как-то не доходило. И Елизавета Платоновна с чистым сердцем прекратила бесплодные попытки начать лечиться. Одна подружка посоветовала ей мазь, другая растирание. Тем она и пробавлялась. Когда было сухо или морозно, жить было еще можно. Но когда лили дожди, и влажность зашкаливала, а так было в Ленинграде большую часть года, тогда подвижность сильно уменьшалась. Заниматься приходилось и зубами, и очками, и давление из пониженного вдруг стало повышенным, но у подружек были болячки и похуже, так что оставалось смириться. Возможностей становилось все меньше, а ограничений все больше.

Елизавета Платоновна с грустью вспоминала, как любила долгие прогулки по городу, особенно в холодные осенние вечера, когда народу на улицах становилось меньше, и город распрямлялся, вспоминая свое былое величие. Или блуждания по Эрмитажу, когда еще не ввели режим экономии света, и можно было в любое время дня любоваться шедеврами живописи. Нагулявшись вдоволь по залам и переходам, Елизавета Платоновна любила сесть в Большом просвете, в зале испанской живописи, и любоваться «Благословлением Иакова» Мурильо, переносясь мысленно в далекую, но такую понятную и человечную жизнь.

Оставалась для нее доступной основная страсть ее жизни – чтение. Пока еще оставалась. Она была записана в две библиотеки и регулярно их посещала. Классика русская и зарубежная была давно прочитана. Современную литературу она не жаловала. Так что приходилось выискивать пропущенные в свое время книги, подбирать крошки. Охотно читала Елизавета Платоновна мемуары и исторические сочинения.