– Нет, вы видели? – воскликнул папа. – Ты любому циркачу сто очков вперед дашь, сын! Хоть сейчас в олимпийскую сборную по гимнастике. Тебе надо немедленно начать тренироваться. Поразительный же потенциал! Ты согласна, Элис?
– Смотрите, смотрите! Я тоже так могу, это легкотня, – крикнула Шлёпа.
– Угомонитесь, – сказала Элис. – Больше никто никуда не полезет. А ну спускайся, Робби, хвастаться некрасиво.
– Но ему же есть чем хвастаться, – сказал папа, и когда Робби спрыгнул на землю, подхватил его и усадил себе на плечи. – Встречайте чемпиона!
Папа, пыхтя, нес на плечах Робби. Мы плелись следом, Элис ворчала, что ей приходится тащить все сумки, Моди хныкала – она устала и хотела пить, а Шлёпа дулась и пинала сухую хвою – а заодно, как бы случайно, и меня, когда я оказывалась рядом.
Я шла последней, у меня кружилась голова. Подумать только – псаммиад на самом деле существует! Я всю жизнь мечтала, чтобы со мной произошло что-нибудь волшебное. Когда я была такой же крохой, как Моди, я повсюду высматривала Груффало и чудищ из книжки Мориса Сендака[4] и ждала, что Тигр придет выпить чаю[5]. Когда подросла и стала читать мамины детские книжки – воображала, что хожу в театральную школу с Полин, Петровой и Пози[6], рассказывала на чердаке истории с голодной бедняжкой Сарой Кру[7] и встречала Рождество с Мег, Джо, Бет и Эми[8]. Но хотя я всех их представляла себе очень живо, это, конечно, была игра.
Повстречайся псаммиад мне одной, я бы могла решить, что всё нафантазировала, но ведь другие его тоже видели и слышали. И он правда исполнил желание Робби. Сердце так и стучало, когда я смотрела на Робби и папу. Я так радовалась за Робса – несмотря на то, что маленькая вредная частичка меня и хотела, чтобы это мной папа так гордился и восхищался. Я же знала, что псаммиад исполняет желания. Надо было подсуетиться и пожелать себе каких-нибудь суперспособностей, чтобы все ахнули. Но я читала книгу и знала кое-что еще. После захода солнца волшебство перестает действовать. Я понимала, что надо предупредить Робби, – но он был на тридцать седьмом небе от счастья, и мне не хотелось вот так сразу спускать его на землю.
Папа, минуты две протащив сына на плечах, устал. Робби спрыгнул на землю, и они пошли рядом. То и дело Робби забегал вперед, повисал на очередной ветке и делал пяток-другой «солнышек», а папа нахваливал его до хрипоты.
Когда мы наконец вернулись домой, Робби помчался в сад – влезть на лаймовое дерево.
– Робби, а ну стой! Хватит на сегодня. Успокойся и перестань уже носиться как угорелый. Не понимаю, что на тебя нашло, – цыкнула на него Элис.
– Ладно тебе, – сказал папа. – Оставь мальчика в покое. Он никому не мешает. Просто радуется жизни.
Обычно они из кожи вон лезли, чтобы, не дай бог, не покритиковать чужого ребенка.
– Слушай, мы ведь договорились: по деревьям лазить опасно. Шлёпу мы отругали, а теперь ты поощряешь Робби. Это нечестно, – возразила Элис.
– Но ведь у мальчика талант – сама видишь. Посмотри только на него! – Они уставились в окно, за которым Робби практически взбежал вверх по лаймовому дереву, вспугнув двух сидевших на ветке сорок.
– Я смотрю, смотрю – и пытаюсь быть ответственным, взрослым человеком. Он может упасть и шею себе сломать, – настаивала Элис.
– Знаю. Ты права. – Папа открыл окно в кухне. – А ну спускайся, сынок. Ты пугаешь свою мачеху.
– Не называй меня так! – поморщилась Элис. – В сказках мачехи всегда злые старухи ведьмы.
