Четверо из Ковчега. Современные стихи и проза №2 - страница 6



Ладонь мороза сжала сердце

пустив в аорту низкий минус,
и даже снег окрашен серым,
с деревьев падая на спину.
Спят крошки в мёрзнущей коробке
и видят, как назавтра перья
на клюве воробья коротком
их унесут на двадцать первый
этаж, где льдинки на карнизе
дрожат от волчих звуков ветра,
и шифер плачется капризно,
как сильно он заждался лета.
Стряхнув с себя вечерний сумрак,
его накроешь полотенцем,
когда в финале скучных суток
ладонь мороза сжала сердце.

ПО РАЗНЫМ ТОЧКАМ

Т. Г.

Мы в этом смутном январе
разбросаны по разным точкам,
но голос будет душу греть,
не проверяя слух на прочность.
И не мешает боль в ушах,
что послана морозным ветром,
единым воздухом дышать
на трёх десятках километров.
Дрожат, как вены, провода,
передавая график пульса,
в надежде угадать, когда
звонок пробьёт шальною пулей
седые двери января
и вновь мне описать поможет,
как звёзды что-то говорят
алмазным трепетом по коже…

ПЛАМЕНЕМ…

Ты забудешь меня ненадолго,
я забуду тебя навсегда.
Твой подарок пылится на полке —
если выкинут, не беда.
Но с чего я решил, что забудешь —
может, даже не вспомнишь совсем
без обычно-стандартных прелюдий
и избито-штампованных тем.
И вообще, ни к чему эти слёзы.
что в блокноте чернилами лью,
мне теперь ведь больше не сложно,
как счастливому королю.
Что прошло, то пусть пламенем синим
догорит без следа на ветру —
так снежинки мне объяснили,
на подушку упав поутру…

ЭТО ПРОСТО…

Всё, что было, на «до» и на «после»
разделилось этой зимой,
словно кем-то сигнал сверху послан,
что пора возвращаться домой,
где застыли озябшие книги
у холодной враждебной стены,
где приятнее мышкою кликать,
ручку шторой опять затемнив.
Вновь жужжит надоевшая песня,
поселившись на средних волнах,
захлебнувшихся нотною пеной,
и не важно, чья это вина.
Отрекись от всего – это просто,
не сложнее точек в кольце…
За углом ждёт тебя перекрёсток,
светофор без цветов на лице.

МЕЖДУ ПРОШЛЫМ И ГРЯДУЩИМ

На пограничной полосе
меж твоим прошлым и грядущим
покажется сегодня всем,
что воздух стал намного гуще.
И здесь мороз не виноват,
здесь откровение жжёт вены
десятком сотен киловатт
ежесекундных напряжений.
А за окном уже светло —
на подоконнике бумага
поманит тёплым ветром слов
в глубины мыслей саркофага.
И станет трудно понимать,
как уместить вновь на странице
то, что навеяла зима
с крамольным планом возвратиться
спустя два месяца весной…
Ну а пока лишь лёд на ветках
не просит поскорее ноль
стать главной на шкале отметкой.
В переплетенье серых троп
меж твоим прошлым и грядущим
ты стал похожим на сугроб,
глядя, как в небе тают тучи.

«Февраль не может долго врать…»

Февраль не может долго врать,
о правде говорить не может —
как будто кислый виноград,
болотная вода на коже…
И повседневный перегар,
осевший инеем на стёклах,
размажет влагу ниагар,
составив фон пейзажей блёклых.
И даже станет сладкой соль,
подчёркивая суть обмана,
что, как бесстрастный ствол в висок,
напоминает близость раны.
Февраль готов переписать
то, что другие не хотели,
но поздно греть замёрзший сад,
взяв одеяло у метели…

НЕ СМОЖЕТ…

Апрель не сможет доказать
в пропаже луж твоей вины,
и от досады белены
подбросит кляксами в тетрадь.
И развязать гранит узла
не сможет даже сталь пилы,
и остаётся застелить
исчёрканную плоть стола.
Закат, как красный плащ, обняв,
накроет с головой теплом,
и вдруг решишься напролом
пойти сквозь ложный страх огня,
что нарисован суетой
в смешной попытке победить,
пока на дно песок бежит,
мешая будни с пустотой.
Никто не сможет изменить