– Но мы умеем совершать гравитационные манёвры, – сказал Лазарев. – В конце концов, у нас на корабле есть гравитационная установка, чтобы мы тут не плавали, как рыбки в аквариуме, и чтобы наши мышцы не превратились в студень.
– Да, мы пользуемся гравитацией, – кивнул Крамаренко. – Мы более-менее знаем, как это работает, но не знаем, почему это так работает. Пещерные люди использовали огонь, ещё не зная о его сущности. Они не знали, что это низкотемпературная плазма, у них и слов-то таких не было. Для них это было: «О-о-о, великие духи послали нам горящую ветку, мы можем принести её в пещеру и зажечь от неё костёр». Мы сейчас – те же самые пещерные люди.
– Нас забросили на этой железной болванке за четыре световых года от Земли, и чёрт знает, что теперь тут будет, – мрачно проговорил Гинзберг.
«Гинзберг, – подумал командир, – что с тобой не так, ты же всегда любил космос больше Земли, это же твоя родная стихия».
– Кажется, кому-то снова надо поговорить с «Авророй». – Лазарев попытался пошутить и только потом понял, что вышло не очень.
– Сам и разговаривай, – сказал Гинзберг. – Ты с ней вон нашёл общий язык.
Лазарев хотел было извиниться, но совершенно не знал, как это высказать. Его охватило раздражение.
– Да ну вас, – сказал он после недолгого молчания. – Нытики.
Он повернулся и ушёл. За его спиной молчали.
Вернувшись в отсек управления, Лазарев уселся в кресло и хмуро уставился на экран навигации.
Он действительно не понимал, почему вдруг стал относиться к членам экипажа так, будто их не существовало, будто это статисты или безвольные куклы. После выхода из стазиса у него появилось странное ощущение, которое он никак не мог описать. Только сейчас он понял, что сидит сутками в отсеке управления не для того, чтобы держать всё под контролем. С этим прекрасно справлялась «Аврора».
Ему не хотелось видеть их и общаться с ними. Нойгард оказался прав.
До стазиса всё было иначе.
– «Аврора», как ты думаешь, я неправ? – спросил он наконец.
– Я полагаю, что вы неверно выстраиваете процесс общения с командой, – ответила «Аврора». – Помимо этого, они несколько озадачены такой резкой сменой вашего состояния. Нойгард сказал, что это напрягает. Он прав. Это может сильно деморализовать их. И вас тоже. В условиях столь далёкого путешествия это может стать серьёзной помехой для выполнения миссии. Вам следовало бы уделять команде побольше времени и быть к ней добрее.
– Ты права.
– Разумеется. Я всегда права.
«Конечно, ты всегда права, – подумал Лазарев. – Это я здесь дурак и совсем сдаю позиции».
– Командир! – послышался вдруг за спиной голос Крамаренко.
Лазарев обернулся. Лицо Крамаренко выглядело обеспокоенным.
– Нойгард не у тебя? – Он оглядел отсек, и его глаза стали ещё более беспокойными.
– Нет… – удивлённо ответил Лазарев. – А в чём проблема?
– Его нет в двигательном отсеке, нет в кают-компании… в спальне тоже нет.
– Тогда где он? – Лазарев нахмурился.
– Не знаю. Может, спросим у «Авроры»? Она же отслеживает нас по датчикам…
– Чертовщина какая-то. «Аврора», отследи пожалуйста, в каком отсеке сейчас находится Рутгер Нойгард.
«Аврора» ответила не сразу.
– Биометрический датчик Рутгера Нойгарда не зафиксирован на корабле, – сказала она, помолчав несколько секунд.
– Что?
– Я не знаю, где находится Рутгер Нойгард. Система слежения показывает, что его нет.
Глаза Лазарева округлились. Он вскочил с кресла и побежал к выходу в коридор, бессвязно ругаясь.
