«Вы вспоминали: „Горячая смерть“. К сожалению, воспоминание требуемой глубины невозможно. Это может быть связано с нарушениями, осуществлёнными из вашего бассейна мяти (см. историю нарушений). Напоминаем, что понятия, не связанные с воспоминаниями, должны быть забыты, поскольку являются катализатором ГЭ…»
Да сгинь же ты! Не до тебя. Я же забывал тебя вечером, откуда ты опять вылезло?!
«…Всегда ваш, Орден одминов».
Всегда не ваш, Турбослав Рось.
«…Вспоминали горячее? Новые обогреватели по специальной цене! Забудьте про перерасход калорий…»
Да, да, только вас не хватало.
Вытираю пот со лба.
Перекладываю несколько деревяшек. Вот старая одежда без опознавательных знаков, какой-то строительный хлам, куски отработанной гущи, сетка, ёмкость с метанолом, теннисный пячик, облезлая мягкая игрушка в форме кошки из коллекции милой сестры…
Гырголвагыргын, какого гыргына я припёрся в кладовую?
Ах да, вектыри ищу. Привычка. А вектырей нет. Кончились. И вообще, зачем мне вектыри? Я просто хотел попить. И продышаться. Совсем мозги сварились. Крадусь обратно. Не разбудить бы никого.
Воздух! Настоящий воздух! Хочется отрастить себе ещё десяток лёгких и вдохнуть ими всеми разом эту свежесть, эту тьму, это кислородное безумие. Расставляю руки и запрокидываю голову. Серое небо устлано дымкой, и звёзд почти не видно. Только самые яркие. Над головой, почти в зените какая-то мерцает, прямо фонарь иного мира, даже гало заметно. Если долго смотреть, гало превращается в воронку, по которой катится и кружится голова. Теряю равновесие и падаю на колени. Ладонь загребает росы, роса холодная, но я всё равно смотрю в небо. Звезда затмевается самую малость моим собственным паром, продуктом носа и рта, тускло подсвеченным силами ближайшего уличного фонаря. Красивая реальность. Ничего лишнего. ГЭ на уровне фона.
Подхожу к калитке. Пустая улица. Никаких лишних контекстов. Фонарь хорошо виден, чего нельзя сказать о столбе, на котором он закреплён. Не застать смену цветов. Фонарь старомодный, но его свет решительно вселяет чувство сонности. Калитка кряхтит под моим отяжелевшим локтем. Отворяю её. Теперь видно ещё несколько фонарей, но я больше не смотрю на звёзды. На земле спокойнее. Чувствуешь себя застывшим на дороге не пространства, а времени, вспоминая несколько фонарей из прошлого и додумывая столько же на будущее. Зачем спать? Можно отдыхать здесь, между «фо» и «нарь», и не тратить нервы на секунды и секунды на нервы. Сюда никто не доберётся. Разве что одмины… уже.
Съёживаюсь и начинаю крутиться как танцор, оглядывая всё, что противопоказано себе выдумывать. Холод отступает, и даже раскаляются отдельные части лица. Но никого нет. Может быть, даже на самом деле. Просто есть вещи, которые не хотят забываться. Вот, например, пятачок земли, на котором позавчера я нарвался на разговор. А где-то там, «в стороне прошлого», они увели Белышева. А может, не увели. Может, до сих пор стоят все трое. Что поделать, нет у меня дорогого навигатора, а стандартный не видит тех, кто не хочет быть видимым. Или не может.
Неустойчивые мысли. Уровень ГЭ поднимается. Делаю глубокий вдох, но это мало помогает. Кажется, уют родной улицы безнадёжно подорван и не оживёт за эту ночь. Но спать по-прежнему не хочется. Более того, уже почти не холодно. Как ни тупа досада и злость на самого себя, а кровь эти чувства ускоряют на славу. И пальцы греют. Особенно, если последние в составе кулаков.
