– Славик!
– Ну что Славик? Я же говорю, темно было. Ты видела, какие тучи? Как будто солнце не вставало. А в лесу вообще, – тщательно тру себе веки. – Даже стволов не видно. Один шум. Нет, ты, Алесь, как хочешь, а я вот разбогатею и куплю себе тепловизор.
– Зачем? Лучше тапет купи. Как у кисок!
– Ага, чтоб глаза светились? Спасибо. Пусть другие светятся. А я буду как змея. Х-х-х!
– Не надо. Глазки болеть будут.
– Это вам тоже в школе говорят? Верь больше. Нам однажды втирали, что от капусты Левинсона что-то там вырастает. Ну и где обещанное? Не видно?
– Славик, не придуривайся! От капусты не хвост растёт, а нервы…
– А, ну тогда понятно. То-то я нервный стал. П-ф-ф, – снова тру себе глазницы. – Всё равно что-нибудь куплю. А то невозможно. И так осень, еле солнце встаёт, ещё зима впереди. А тебе, конечно, темнота не проблема. У тебя и так глазища как у твоих кисок. Жалеешь, что зрачки не узкие?
Я бы обиделся на такую предъяву, а она аж заулыбалась, кивая и моргая мне прямо в совесть. Десять лет девчонке, а глаза как у младенца, здоровые и почти круглые. Конечно, есть в кого. У меня тоже глаза папины. Только у меня они в самый раз, а у неё явно с перебором.
– Было бы здорово как у кисок. Киски видят в темноте в шесть раз лучше нас. А поле зрения во-о-от такое! Ты знал? А ещё у них скорость реакции…
– Нет, не знал, – отрезаю грубее, чем планировал. Чувствую, это поветрие кончится хуже, чем просто достанет по горло. – Вообще, почему кошки? Почему тебе, там, птицы не нравятся? Вороны.
– Славик!
– Ладно, ладно, не вороны. Чайки. Просто чайки. Говорят, глазки у них тоже мощные. И главное, летать умеют. Сами. Вот, в чём крутизна! А уж остальное легко навесить, нарастить и…
– Ты на что намекаешь?
– Я, Алесь, намекаю на естество. Каждая птица имеет право летать, свобода есть сущность каждого…
– Ты опять украл вектырь?!
– Я? Вектырь? Да ты что! Я их давно уже не краду. У меня заначка есть. Муах-ха-ха!
Выглядываю из-за спинки стула, стаскивая ленту капусты с подбородка.
– Ты… ты ходячее расстройство! Из-за тебя родители переживают! Что ты опять устроил? Среди ночи такой грохот был, я потом заснуть не могла!
– Ничего я не устраивал. Спать надо крепче, тогда и грохоты сниться не будут.
– Неправда! Мне не приснилось! Это всё ты! Ты опять что-то натворил, как год назад. Я слышала, как мама плакала ночью. Папа куда-то выходил, потом успокаивал её, оправдывался. Он тебя искал, да? Признавайся!
– Да пф-ф-ф…
Хочу разразиться выражениями, но не могу. Эти чудо-вишни под длинными ресницами когда-нибудь доконают меня. Взорвут от нерастраченной злобы.
– Алеся, ничего я сегодня не творил. Было бы, с кем творить. Не с кем! Стар я уже для ночных гулянок. А грохот, так это в портах что-то уронили.
– Но мама…
– Тебе приснилось. Или показалось. Или ты не так поняла. Ну серьёзно! Это папа чуть до слёз не докатился от маминых претензий. И мне уже впору плакать. Оттого что родная сестра винит в какой-то ереси. Да, я брал вектырь. Ну тупанул, ну что поделаешь? Но я не делал из него никаких свистелок, гремелок и разбивалок. Честно-честно!
– Пообещай мне, что больше не будешь брать вектыри, – строго говорит самая правильная в мире девочка.
– Эх… ради родной сестрёнки всё что угодно.
– Ура.
Вытираю со лба последнюю порцию живительного пота.
– Слушай, а мама с папой где?
– Не знаю. Ушли уже, наверно. Они вроде на завод собирались.
