– Опять на завод? Жалко. А, вот они. Мама! – девочка выбегает за дверь и без труда натыкается на объятья. Повезло родителям, нечего сказать. От такой правильной дочери слипнется всё, даже семейные узы. Хоть на конкурс выставляй. Самый благовоспитанный ребёнок. Нет, скорее, самая успешная работа над ошибками.
Сытость!
Чёрные валуны пальцев ног на фоне белого окна – красота! За окном, кстати, распогодилось, посветлело, тучи поднялись и размякли, уже не пытаются придушить наш бедный городок. Посмотрел тут, реально какой-то дерзкий антициклон с югов прорвался. Тут ему и крышка. К вечеру уже прохладнее будет. А завтра вообще… даже обидно. Прогулять что ль занятия? Интересно, с каких это пор я разлюбил лето и жару? И когда вновь полюблю: в первую неделю октября или во вторую?
– У круга всегда есть середина, – доносится из комнаты сосредоточенный голосок сестры. – У середины может быть круг, а может и не быть. Но если нет ничего, то нет и середины. А у квадрата четыре угла. Если отнять у квадрата один угол, то у квадрата останется три угла.
– Алесь, аккуратнее, – отзывается папа. – Как можно отнять у квадрата один угол? Он же не будет квадратом.
– Ой… ну тогда треугольник.
– А почему треугольник? Может, какая-нибудь долька? Или квадрат со скруглённым уголком.
– Эх-х…
– Вот, Алесь, нельзя у фигур отнимать углы. Это разные вещи, как небо и земля. Ты же не путаешь небо с землёй? Иначе бы не смогла устоять на ногах. Вот и в голове нельзя связывать то, что не связывается. Пойми, Алеся, ритуал – это не стишок про белочку, и ты уже не маленькая, и нужно понимать, что неустойчивость…
– Хватит! Мне надоели ваши ритуалы! Так неустойчиво, этак неосторожно…
– Алеся…
– Вон, Славику почти шестнадцать лет, а он их ни разу не проводил, и ничего, никаких рак…
– Алесь!
– Отстаньте все!
Девочка выбегает из дома, звучно топнув по крыльцу. Папа стоит, разведя руки. А я сижу и ухмыляюсь. Бунт пай-девочки! Ничего, пройдёт пара годков, и вы мои полёты будете вспоминать с ностальгией. Такая внешность и такая правильность – это как взрывчатка в толстой оболочке. Кто кого порвёт и во сколько пополудни – даже одмины не скажут. Ложись и жди.
Однако ж папа молодец. Довёл ангелочка до бесёнка – моя школа!
Вот только в остальном он какой-то сам не свой, что бы кому ни приснилось. Даже тот факт, что я тут вообще ни при чём, душу не греет и проблему не решает.
– Йон, что ты там ковыряешься? Пошли уже.
– Что? А, Даш, сейчас, сейчас… как это? А, иду!
Всё-таки собрались. Вопреки Кожиным, Рожиным и прочей страстной любви. Снова Завод Перспективных Двигателей оставил нас без родителей. И одарил свободой, вдобавок к надежде на новую зарплату натурой. Вектыри!
Зажмуриваюсь и качаю головой, понарошку не веря прошедшему утру. Всё-таки сытый желудок мозгу не адвокат. Верхом на бревне! Это ж надо было додуматься?! Понятно, зачем приходили одмины. Вернуть мне рубашку, в которой я родился. Смирительную. Верхом на бревне… даже думать стыдно. Копчик саднит.
Нет, мы-то, конечно, фантазировали. Год назад даже конкретно заморочились. Я тогда почти решился, но в последний момент подумал, что перед девчонкой лучше быть скучным, чем мёртвым. А Пашок ещё за год до этого убеждал, что бояться нечего – главное, позвоночником правильно двигать. Сам почему-то пробовать не хотел. Я, говорит, не выспался. Я, говорит, переел сегодня. Нет, так-то улётно! Направить в окно, или в крышу, или в днище какой-нибудь посудины, фиксируя визг испуганных пассажиров. Это мы любим. Мы и летать полюбили, но для пилотажа существуют более надёжные конструкции. Не такие.
