Четвертое июня. Пекин, площадь Тяньаньмэнь. Протесты - страница 13

Родерик Макфаркуар пишет, что, оглядываясь назад, Чжао Цзыян признавал, что в середине 1980-х он был «экономическим реформатором и политическим консерватором» [MacFarquhar 2009: xxiv]. Во второй половине 1980-х Чжао пересмотрел свои взгляды. Это было связано с необходимостью адаптации западных учений к уникальным обстоятельствам Китая. Чжао Цзыян понял, что экономику и политику разделять нельзя. До 1985 или 1986 года, вспоминал Чжао, «я считал, что политическая реформа в Китае не должна ни быть чрезмерно прогрессивной, ни сильно отставать от экономической реформы. По мере углубления экономической реформы сопротивление консервативных сил внутри партии усиливалось. Однако без политической реформы было бы трудно поддерживать экономическую реформу» [Pu & Chiang & Ignatius 2009: 257].

В 1986 и 1987 годах Чжао Цзыян говорил о необходимости «по-настоящему заняться демократией» и критиковал чрезмерную концентрацию власти в руках высшего руководства. Он считал, что существующая государственная система нацелена на вооруженную борьбу и массовые движения, но не на экономическое развитие [Чжао 2016, 3: 472, 491]. Предлагаемые им решения включали четкое разделение между КПК и государством, а также движение к внутрипартийной демократии. Чжао не говорил о многопартийной системе и доминировании КПК. В ноябре 1986 года он сказал: «Обсуждение реформы политической системы – это не обсуждение того, должна ли управлять Коммунистическая партия, это обсуждение того, как должна управлять Коммунистическая партия» [там же: 468]. Позже Чжао говорил, что он хотел сделать процесс принятия решений внутри партии прозрачным, расширить диалог с социальными группами, а не только служить партии, он стремился предложить больше возможностей на выборах в Народное собрание и обеспечить бо́льшую свободу прессы (при этом под руководством КПК). Чжао говорил: «Даже если мы не разрешили полную свободу прессы, мы должны разрешить трансляцию общественного мнения» [Pu & Chiang & Ignatius 2009: 259].

Изменения 1980-х, в том числе крупные экономические реформы и разговоры об увеличении политической открытости, порадовали многих китайцев. Но не все смогли принять перемены, многие были разочарованы повседневной жизнью и не испытывали оптимизма в отношении будущего.

Новые свободы и экономические возможности 1980-х принесли радость и оптимизм. Обнадеживали и свежие идеи первых лиц страны. Однако оборотная сторона этой истории – ограничения и репрессии, экономический стресс и несправедливость – наряду с гериатрической диктатурой, «политикой стариков», вызвали гнев. Это и были предпосылки к выходу на площадь и требованию перемен в 1989 году.

Эта глава в некоторой степени дублирует предыдущую – по вопросам политических ограничений, экономических проблем и политики элит.

В августе 1980 года Дэн Сяопин сказал итальянской журналистке Ориане Фаллачи, что политические движения в «стиле Культурной революции» остались в прошлом. Он объяснил, что людям «надоели крупномасштабные движения», которые нанесли ущерб населению и помешали экономическому развитию [Deng 1984: 330]. Несмотря на то что Дэн старался не проводить ничего, что характеризовалось бы как «движение» или «кампания» (юньдун), местные чиновники в 1980-х годах все еще прибегали к таким методам на низовом уровне. Это касалось наказаний и соблюдения политики «одна семья – один ребенок». Неправовые методы, используемые в кампании по борьбе с преступностью «Сильный удар», начавшейся в 1983 году, а также принудительное и насильственное применение политики «одна семья – один ребенок» привели к появлению в народе чувства глубокой социальной несправедливости и вызвали недовольство правлением КПК по всей стране.