Круче всего было играть в «апанаса» по гаражам. Одному участнику завязывают глаза, а остальные хлопают в ладоши, убегая.
Если бы я узнала, что моя двенадцатилетняя Илона играет в такие опасные игры, я бы, наверное, брякнулась в обморок. К счастью, мои подруги не заложили меня родителям. Аня и Оля побежали за мамой и сочинили на ходу, что мы на гараже играли в кукол, а я не удержала равновесие.
Несмотря на пустоту в желудке и в холодильнике, во дворе я чувствовала себя абсолютно счастливой. Нехватка еды уходила на второй план по сравнению с моими переживаниями и страхами, самым большим из которых был страх отвержения.
Папа молчал, а мама старалась нам с Катькой угодить, как могла. Ей было очень трудно разорваться на части, и если любовь нельзя измерить, то еду хотя бы можно взвесить или положить на стол. Её любовь была измерима.
А ещё я усвоила со временем, что есть вещи, которые категорически делать нельзя. Нельзя ныть и плакать, нельзя показывать, что мне больно, нельзя жаловаться, нельзя впадать в истерику и злиться. Если к самопровозглашенной немоте своего папы я кое-как начала привыкать, то потерять ещё и маму было слишком страшно.
Однажды мы слушали сказку о Крошечке-Хаврошечке. Мама брала в руки черную и блестящую, как смола, пластинку и вставляла её в проигрыватель, потом бережно прикасалась к нему волшебной иголочкой – и случалось настоящее чудо! Мы с Катькой прыгали от счастья, когда на наших глазах из безжизненной круглой штуковины рождался неведомый сказочный голос.
Нарядившись большую, взрослую кофту, завязав на талии платок и надев бусы, я играла в злую мачеху.
– А ты помалкивай! – скомандовала я маме, которая у меня выполняла роль падчерицы. Мой тон не терпел возражений: так уж я вошла в роль.
Катька тоже была важной персоной. Водрузив вязаную крючком салфетку себе на голову и обмотав ее ниткой жемчуга – чтоб не упала, она сказала, что будет моей подружкой.
Я помню, что мама ответила, что так нельзя разговаривать – и ушла. Мне было очень обидно, ведь это понарошку, ведь это для игры! С тех пор я запомнила, что проявлять неуважение запрещено. Этот урок надолго и прочно укрепился в моей памяти.
Возможно, местами я перегибаю палку, когда даю своей дочери то, чего не хватало мне самой. Звучит хорошо: любовь, понимание, принятие. Однажды Илона вырастет и спросит меня, почему я варила одни макароны? Неужели я не могла приготовить для нее что-то особенное?
Каждый лелеет свой детский невроз так, как умеет. Совершает свои собственные нелепые ошибки. Едет по своему нелегкому витиеватому пути, и в итоге попадает совсем не туда, куда хотел.
Мне вспомнился огород в станице, куда мы с подругами случайно попали в прошлом году. С Олей и Аней мы дружим с детского сада: выросли в одном дворе, вместе бегали по крышам, да, иногда ссорились по пустякам, не без того. Иногда не общались по нескольку лет. Спустя годы судьба нас свела снова, и мы стали вновь близки, как будто разлука только укрепила нашу дружбу.
Аня – умная и нестандартно мыслящая женщина. В свои годы достигла многого, она педагог с музыкальным образованием, лауреат международных конкурсов. В свои тридцать три она уже побывала с концертами в Италии. В свободное от преподавания время она гастролирует, у нее завораживающий голос, услышав который, нельзя остаться равнодушным. Аня – стройная блондинка, у нее длинные и гладкие, как струны, волосы, она большая любительница стильной и модной одежды.
