Слова матери повисли в воздухе, тяжелые и неумолимые. Диана хотела кричать, плакать, но внутри была лишь пустота. Она смотрела на мать, пытаясь понять, как жить дальше, но ответа не было.
Диана стояла, словно прикованная к месту, чувствуя, как холод проникает в самое сердце. Старый дуб шелестел листьями, будто пытался утешить, но его шепот был слишком тихим, чтобы заглушить боль. Элизабет смотрела на дочь, и в ее глазах читалась вина, словно она сама была виновата в том, что не смогла уберечь их семью от этой потери.
«Как это произошло?» – наконец вырвалось у Дианы, но голос ее звучал чужим, словно принадлежал кому-то другому. Элизабет опустила глаза, сжав губы. «Он был на задании. Что-то пошло не так…» – она замолчала, будто боялась сказать больше.
Диана почувствовала, как гнев начинает пробиваться сквозь пустоту. Она хотела спросить, почему мать молчала так долго, почему не сказала сразу, но слова снова застряли в горле. Вместо этого она обняла Элизабет, чувствуя, как их слезы смешиваются.
Ночь опустилась на сад, окутав его темнотой. Диана понимала, что жизнь уже никогда не будет прежней, но в глубине души теплилась надежда, что однажды боль утихнет.
Диана отпустила мать и медленно отошла к старому дубу. Ее пальцы дрожали, когда она коснулась шершавой коры, словно пытаясь найти в ней опору. Ветер поднялся, и листья зашелестели громче, будто старый дуб наконец нашел слова, чтобы сказать. Но Диана не слушала. Ее мысли были далеко, в прошлом, где еще был он – сильный, смелый, всегда готовый защитить.
Элизабет стояла в стороне, наблюдая за дочерью. Она хотела подойти, обнять ее снова, но что-то удерживало. Вина, страх, отчаяние – все смешалось в один тяжелый ком, который давил на грудь. «Прости меня,» – прошептала она так тихо, что слова растворились в ночи.
Диана закрыла глаза, чувствуя, как слезы снова подступают. Она знала, что мать не виновата, но сердце отказывалось принять это. «Мы справимся,» – сказала она наконец, оборачиваясь к Элизабет. Голос ее звучал тверже, чем раньше, но в нем все еще дрожала неуверенность.
Ночь становилась все глубже, звезды мерцали сквозь ветви дуба. Диана вздохнула и подняла глаза к небу. Где-то там, среди бесконечности, он теперь был. И она знала, что должна жить – ради него, ради матери, ради себя. Также было не известно, что случилось с ее братьями, они не числились убитыми, но и живими тоже.
Элизабет сделала шаг вперед, но остановилась, словно боясь нарушить хрупкую тишину. Ее руки сжались в кулаки, ногти впились в ладони, но боль была ничтожной по сравнению с тем, что творилось внутри. Она хотела сказать что-то, что-то важное, но слова застревали в горле, как будто ночь украла их.
Диана опустила руку с коры дуба и медленно повернулась к матери. В ее глазах отражались звезды, но в них не было света – только глубокая, неизбывная тоска. Она протянула руку, и Элизабет, наконец, сделала шаг навстречу. Их пальцы сплелись, холодные и дрожащие, но в этом прикосновении была какая-то надежда.
«Мы справимся,» – повторила Диана, и на этот раз ее голос звучал увереннее. Элизабет кивнула, сдерживая слезы. Она знала, что путь будет долгим, но теперь они шли вместе.
Ветер стих, и ночь снова погрузилась в тишину. Дубы стояли молчаливыми стражами, а звезды продолжали мерцать, напоминая о том, что даже в самой глубокой тьме есть свет.
