Четыре пера - страница 28

В правой части форта, в тени кустов, росших ровными рядами и окаймлявших песок, словно речные берега, солдаты рассёдлывали верблюдов и готовили пищу. Дарренс и капитан Мэзер обходили форт кругом, когда Дарренс, дойдя до южного угла, остановился.

– Смотри, – произнёс он.

– Кто-то из арабов был здесь, – предположил Мэзер, в свою очередь останавливаясь и глядя на серую кучку древесной золы на почерневшем камне.

– И притом недавно, – добавил Дарренс.

Мэзер ещё прошёл вперёд, преодолел несколько неотёсанных ступеней и, миновав осыпающуюся входную арку, пошёл по неимевшим крыши коридорам и комнатам. Дарренс ботинком поворошил пепел. Обуглившаяся и местами побелевшая хворостина затлела красным. Он придавил её ногой, и в воздухе, едва показавшись, растворилась струйка дыма.

“Совсем недавно”, – добавил он самому себе и последовал за Мэзером внутрь форта. Там изо всех углов грязных стен, из трещин и пола торчали молодые побеги деревьев. Сзади укрепление усиливали крутой вал и глубокий ров. Дарренс уселся на парапет, возвышающийся над валом. Над головой его кружили голуби. Он принялся размышлять о долгих месяцах, в течение которых Тевфик, должно быть, ежедневно напрягал зрение, наблюдая с этого самого места за горным перевалом, открывающим путь из Суакина; как он, подобно ещё одному генералу на далёком юге, всё высматривал, как ружья спешащих к нему войск вот-вот засверкают на солнце. Но помощь так и не пришла. Мэзер же, сидя рядом с ним, думал совершенно о другом.

– Гвардия уже мчится на всех парах к Суэцу, пробираясь сквозь коралловые рифы. Ещё неделя, и придёт наша очередь, – сказал он. – Что за страна, сам Бог забыл о ней!

– А я ещё вернусь сюда, – сказал Дарренс.

– Зачем?

– Мне нравится здесь. Люблю этот народ.

Мэзер счёл такой вкус необъяснимо странным, однако, каким бы необъяснимым сам по себе он ни был, он объяснял тем не менее быстрое повышение и успех его товарища. Сострадание оказалось Дарренсу на пользу. Именно сострадание придало ему способностей и сил для терпения и понимания, так что в течение трёх месяцев похода он оставил позади себя людей гораздо более проворных и сведущих, со своим познанием доведённых до крайности племён Восточного Судана. Он любил их; он мог разделить их ненависть к давно укоренившемуся господству турков, мог понять и оправдать их фанатизм, вынужденный проявиться из-за набегов Османа Дигны со своими полчищами.

– Да, я вернусь, – повторил он, – уже через три месяца. Нам известно одно – и каждый англичанин в Египте тоже знает об этом – не может быть, чтобы это был конец. И я желаю быть здесь, когда работа вновь будет взята в руки. Терпеть не могу незаконченные дела.

Солнце над плоскогорьем безжалостно пекло. Люди, растянувшись в тени, спали. День был таким же тихим, как и утро. Дарренс и Мэзер некоторое время сидели молча, будто окружающая тишина принуждала их к этому. Потом Дарренс отвёл взгляд от горного кольца, амфитеатром окружавшего их; он не был более отвлечённым, а стал пристальным, остановившись на обсаженной кустарником аллее по ту сторону рва. Он перестал рисовать в своём воображении героическую оборону Тевфик-бея или раздумывать о предстоящей в будущем работе. Не поворачивая головы, он заметил, что Мэзер сосредоточенно смотрел в том же направлении, и внезапно спросил его: