– Они – ещё нет, – произнесла она после паузы, но тут же поправилась и добавила поспешно, – я имею в виду, никакой свадьбы ещё не было вовсе.
Дарренс был не тот человек, который легко поддаётся изумлению, и даже когда это с ним происходило, то удивление не выражалось в восклицаниях.
– Мне кажется, что я не понял. Почему её не было вовсе? – спросил он.
Миссис Адэр пронзила его недоумённым взглядом, будто с его помощью хотела выведать причину столь нарочито притворного вопроса.
– Не знаю, почему, – сказала она, – у Этни могут быть свои секреты, если она того желает. – Дарренс кивнул в знак согласия. – Брачные планы были нарушены в ночь бала в “Леннон Хаус”.
Дарренс резко повернулся к ней:
– Это как раз накануне моего отъезда из Англии три года назад?
– Да. Выходит, ты знал об этом?
– Нет. Вы одна разъяснили мне, что произошло в ту самую ночь, когда я отплывал из Дувра. А что стало с Гарри?
Миссис Адэр пожала плечами:
– Не знаю, и не встречала никого, кто бы знал, или хотя бы видел его с той поры. Он, должно быть, уехал из Англии.
Дарренс принялся размышлять над этим таинственным исчезновением. Значит, тот человек с растревоженным безысходностью лицом, стоящий на причале, когда пароход отправлялся через Канал[8], был его друг Гарри Фивершэм.
– А мисс Юстас? – немного помолчав, несколько робко спросил он, – она вышла замуж после этого?
И опять миссис Адэр не поспешила ответить.
– Нет, – произнесла она.
– Выходит, она по-прежнему в Рамильтоне?
Миссис Адэр помотала головой:
– В “Леннон Хаус” год назад случился пожар. Ты слышал что-нибудь о констебле по имени Бэстабл?
– Да. Это он в некотором роде познакомил меня с мисс Юстас и её отцом. Я ехал из Лондондерри в Леттеркенни, и получил письмо от мистера Юстаса, с которым не был знаком, но который узнал от моих друзей в Леттеркенни, что я буду проезжать мимо его дома. Он предложил остановиться у него на ночь. Я, естественно, отказался, и в результате Бэстабл арестовал меня, предъявив ордер мирового судьи, сразу же, как только я сошёл с парома на берег.
– Да, это он и есть, – сказала миссис Адэр и поведала Дарренсу историю пожара. Дело в том, что притязание Бэстабла на дружбу с Дэрмодом зиждилось на его особом умении приготовлять пунш: когда варево томится в кастрюле, в него нужно добавить одну-единственную устрицу; именно она придаёт напитку совершенство букета. Около двух часов июньской ночи спиртовка, на которой варилась кастрюля, была опрокинута, а поскольку оба участника пьянки к тому моменту уже решительно ничего не соображали, то полдома оказалось сожжено, а остальная его часть испорчена водой, прежде чем пожар удалось потушить.
– Последствия оказались ещё более бедственными, чем разрушение дома, – продолжала она, – пожар послужил для кредиторов Дэрмода маяком, просигналившим об очевидных вещах, и Дэрмод, и без того задавленный долгами, пал в одночасье в полное разорение. Кроме прочего, промочившись насквозь водой из шлангов, он схватил простуду, чуть не убившую его – от осложнений он до сих пор не оправился. Увидишь сам – тебе предстанет настоящая развалина. Поместья брошены, и Этни с ним живут теперь в горной деревушке, в Донегале.
Миссис Адэр, пока говорила, ни разу не посмотрела на Дарренса – взгляд был чётко сосредоточен впереди неё, и говорила она, не переживая за кого-либо, а будто принуждая себя к речи, так как речь была необходима. И когда закончила, не повернулась, чтобы взглянуть на него.
