– Стойте, стойте, батюшка, – стонал черт, не в силах сдержать порывы хохота, – прошу, прекратите. Вы ведь действительно кого-нибудь призовете случайно. – С трудом взяв себя в руки и распрямившись, он сказал наставительно: – Такие слова надо произносить очень точно. Они вообще не во рту должны рождаться…
– Изыди, нечистый, – сокрушенно, из последних сил выдохнул священник.
Черт протер ладонью глаза, не теряя веселой улыбки, уронил голову, повернул ее набок, озорно посмотрел на священника. Снисходительно покачал головой и продолжил:
– Нет причин горячиться. Все не так плохо. Все вообще неплохо.
– Как ты можешь находиться в доме господа нашего? – Спросил священник.
– А почему бы мне в нем не находиться?
– Храм освящен.
– Да, я знаю. Батюшка, вы поверьте, я же вам не враг.
– Тебя не бывает.
– Как так? – Удивился черт. – Вы же сами сказали, что храм освящен, а теперь говорите, что меня не бывает. Зачем же тогда освещать?
– Это невозможно.
– Я бы сказал, редко случается. – Поправил черт. – Но, вот случилось. Не надо переживать, я же по делу пришел, не просто так.
– Какое у тебя может быть до меня дело?
– Крохотное, – лицо черта стало серьезней. Он вновь был исполнен дружелюбия, глаза усмехались, но губы, потеряв улыбку, занимались только произнесением слов: – Бабку, которая иконку отдала надо убить.
– Я не знаю нечего ни про какую иконку.
– Ну вот, снова здорова, давайте уже без этих хождений по кругу.
– Что вам от меня надо? – Спросил священник.
– Говорю же бабку надо убить.
– Я должен ее убивать?
– А кто?
– Вам надо, вы и убивайте.
Черт сжал губы, покачал головой.
– Я бы с радостью, – сказал он, – но я не могу.
– Что ж так?
– Не могу бабку убить. Не могу.
– Бабок не убиваешь, – попытался произнести с насмешкой священник, но прозвучало пискляво и истерично.
– Да нет, бабок-то, пожалуйста, сколько угодно. Для такого хорошего человека как вы батюшка сотню бабок бы убил. Если хотите всех ваших прислужниц перебью, вы только скажите. Это всегда пожалуйста. Даже не думайте, обращайтесь. – Черт помолчал, лицо стало задумчивым, он поправил брюки, почесал живот. – Просто я не могу эту бабку. Говорю же, проблема с этой бабкой. Запрещено нам таких бабок убивать. Детей и вот таких вот… этих… в общем, я не могу.
– Девственница она что ли? – Изумленно догадался священник.
– Фу, – черта заметно передернуло, – мерзость. Предлагаю без подробностей.
– И значит, я ее должен убить?
– Да, – черт оживился, – конечно. И чем раньше, тем лучше. Карга только прикидывается дурочкой. Ах, батюшка, возьмите, батюшка, она святая батюшка, я ее хранила, батюшка… тьфу, – черт еще раз дернулся и потряс плечами, – вот помяните мое слово и дня не пройдет, прибежит сюда проверять, где тут висит ее подарочек, весь такой от чистого сердца. Небось, и подарила только чтобы прибежать проверить. Ну, что не так? Что вы, батюшка, не знаете добрячков этих?
– Знаю…
– И я вам скажу, что будет дальше. Она побежит жаловаться. А икона, это вам не свечное производство, это вам не ритуальная компания. У иконки вотчины нет. У нее хозяина нет, она не земля, на ней не построишь, не похоронишь. А когда хозяина нет, то что?
– Что?
– То все хозяева. К какому следователю попадет, тот и начнет носом землю рыть. С одним договоритесь, с другим, со всеми не договориться. Рано или поздно дело раскачают, будет скандал. Все потеряете. И все из-за одной полоумной старухи. А вот если убить ее, то что?
