Четыре сезона в Японии - страница 16



Больше всего Аяко любила те дни, когда посетителей случалось немного и ей не приходилось обслуживать толпу народа, сбиваясь с ног. Порой ей даже удавалось сделать небольшой перерывчик в течение дня, чтобы почитать книгу или послушать джаз, самой выпить чашечку кофе в промежутке между утренним и обеденным потоками гостей. Или – в обычные дни, когда к ней наведывались только местные жители, – она могла вволю поболтать с ними о том о сем, послушать, что происходит в городе. Сама Аяко никогда не распространяла слухи, однако любила узнать, что рассказывают другие. Самым же интересным для нее было сопоставлять, насколько различаются рассказы разных людей об одном и том же событии. Она была проницательной женщиной, и ничто не ускользало от ее внимания.

Будь у нее другая жизнь, она могла бы стать судмедэкспертом или следователем отдела по расследованию убийств, опрашивала бы подозреваемых или осматривала тело на месте преступления, пытаясь разобраться, что произошло.

Однако в пору ее юности это считалось непозволительным для женщины.


Свое небольшое заведение Аяко обычно закрывала около половины пятого. Запирала дверь, с характерным грохотом опускала на окнах металлические роллеты, отчего эхо разносилось по всей сётэнгаи. И, отправляясь домой, она неизменно выбирала самый длинный маршрут.

Будь то снег или дождь, палящее солнце или пронизывающий ветер, ничто не могло удержать Аяко от прогулки к вершине горы. Этот путь она проделывала каждый день – шла длинной извилистой дорожкой, вьющейся по склону горы, срезала путь мимо Храма Тысячи огней и поднималась к самому пику. Оттуда, с самой верхней точки, с неугасающим восхищением обозревала и родной городок, и окружавшие его горы. В сырые или чересчур ветреные дни она порой надевала поверх кимоно старомодное шерстяное тонби[31] и брала с собой зонтик. В жаркие солнечные дни прикрывала голову соломенной шляпой и засовывала под пояс оби веер.

Вволю налюбовавшись окрестным видом, она неспешно спускалась вниз, обычно проходя по узкой улочке, прозванной у жителей Ономити Neko no Hosomichi – «кошачьей тропой». Придя сюда, Аяко доставала из сумки баночку-другую консервированного тунца и крабовые палочки, чтобы угостить здешних кошек.

Кормя их, Аяко ласкала и гладила каждую по очереди. Самые храбрые пушистики укладывались на спину на серой каменной мостовой, давая почесать себе брюшко. Для каждой кошки у нее имелась кличка, но абсолютным любимцем среди всей этой мохнатой братии был одноглазый черный кот с маленьким круглым белым пятнышком на груди, которого Аяко назвала Колтрейном – в честь своего любимого джазового музыканта[32]. И если Колтрейн выходил покрутиться вместе со всеми и давал себя погладить, значит, по мнению Аяко, день выдался удачным.

Вот и в этот день, когда Аяко, присев на корточки, наглаживала другую кошку, Колтрейн тоже появился, запрыгнув на низкую каменную ограду. Заметив его краем глаза, Аяко тихо улыбнулась.

– Привет, Колтрейн! – Медленно повернула к нему голову женщина. – Как насчет ужина?

Кот облизнулся и уставился на нее своим большим зеленым глазом.

Женщина покачала перед ним крабовой палочкой, и глаз у того раскрылся еще шире.

Колтрейн проворно спрыгнул со стены и приблизился к протянутому угощению. Внимательно обнюхал, откусил для пробы и лишь потом неторопливо принялся за еду. Положив ему остатки палочки, Аяко принялась ласково поглаживать кота.