– Прекрасно вас понимаю…
– Ещё раз простите мне мою… может, что-нибудь ещё желаете?
– Да, видите ли, мне не на чем смотреть. Не найдётся ли у вас Блю-рея напрокат?
– В каталогах фирмы такого нет. Но лично у меня есть прошлогодний проигрыватель с подходящего разрешения экраном. Мне он больше не нужен. Думаю скоро переезжать. Колонки не отдам, музыку я люблю… хотя… к чёрту, забирайте, соседи часто ругаются. У меня есть чудесные наушники… ещё раз простите мне мою болтливость.
– Какова цена вопроса?
– Брал я всё вместе за 5,000 Иен, но вам с учётом износа уступлю за 3,000.
– Это тоже до среды?
– Нет, это насовсем.
– Видите ли, поселить его навсегда у меня не получится, места в каморке мало…
Выкинь Шнаудера к чертям – место и освободится
..для меня это слишком радикально. Хотя… если подумать, на балконе ему самое место. Да, я давно хотел поменять двери на скользящие стеклянные панели.
– Так мы договорились?
– О, да!
– Желаете сейчас получить приобретение на руки?
– Вы находите это возможным?
– Более чем. Мы закрываемся через полчаса. Если изволите подождать, можем зайти прямиком ко мне, это парой этажей выше.
– Не возражаете об одолжении?
– В чём оно состоит?
– Видите ли, я только недавно с больницы… и мне категорически противопоказано напрягаться.
Вспомни об этом, когда будешь проходить по газону мимо пледа, вспомни, как катался пузом по перилам
– Решительно не проблема. Я помогу вам с транспортировкой. Это всё, что вы намерены желать?
– Именно так.
– Чудесно.
Прокатчик озарился услужливой улыбкой. Тень грусти спала с его лица. На короткое время.
Как мало же надо, чтобы почувствовать себя живым!
***
Следующие два дня Тамура сидел в своей каморке с открытым балконом. Тонированные пластиковые стёкла приглушали солнечный свет, отражавшийся от окон соседних домов, чьи обитатели предпочитали большую приватность.
Неплохо бы купить занавески
– Свет меня не раздражает.
Скажи это завтра своим глазам
На следующий день сил что-нибудь сказать у него не было. От перенапряжения мозг превратился в кашу и надорвано болел.
Всё-таки перестарался ты с “отдыхом”
– Ыыаммм…Хъъъ
Провалявшись в беспамятстве ещё два с половиной дня, Тамура наконец пришёл в себя. Желудок ныл, словно толпа хулиганов всю ночь втаптывала его грязными говнодавами внутрь его измученного тела.
И не одну ночь, а все три
– Охх, помолчи. От тебя не легче.
Это ты сам себе говоришь
– Я что-то должен был сделать.
Не мешало бы поесть
– Я должен был вернуть кассету!
А доктор тебя предупреждал!
– Надо только подняться…
Не забудь плед, он так там и валяется
– Да ну его этот плед, другой найду.
Этот связала мама
Но Тамура уже себя не слушал. Он прохромал на улицу, ковыляя, спустился с лестницы, несколько раз остановился на ней, борясь с приступами тошноты.
Это всё от голода
– Мы идём в прокатную.
И славно, это как раз по пути к Кобаяши
– Как стыдно-то, он ведь ждал.
А мама ждала, что из тебя выйдет что-нибудь путное. Что ты хотя бы девушку себе найдёшь
– Мне не нужна девушка.
Что женишься
– “Слишком рано взрослеют”…
Опять ты за старое
– “Слишком рано остаются одни”
Вместо неоновой дорожки “Видеопрокат” над дверью красовался развёрнутый эмалированный папирус с акварельным рисунком и тушевой каллиграфической надписью:
“Old SalMOON”
“Старый (лунный) Лосось”
Рыбина была старательно выведена графичными чёрными контурами и раскрашена красными, жёлтыми и оранжевыми чернилами. На лбу и прочих сверкающих частях её тела белым акрилом были обозначены блики.
