Четыре сокровища неба - страница 23

«Давать». «Дает». «Данный». «Давал». Я хочу спросить ее, в чем причина. Почему это так важно в английском, но не в китайском? Какое значение имеет время?

Китайский иероглиф «время», 時, включает в себя символ «солнце», который отображает четыре времени года. Наставник Ван говорил мне, что в Древнем Китае время отсчитывалось по положению солнца на небе. Этому иероглифу присуще понимание, что время движется по кругу, что независимо от того, как быстро движется солнце, оно всегда будет возвращаться снова. В английском языке слово «время», time, состоит из четырех букв. Что-то конечное, состоящее из неизменных букв. Может быть, в этом и есть разница, думаю я. Для тех, кто говорит по-английски, время ограничено. Вот почему им так важно различать прошлое, настоящее и будущее.

Когда я осознаю это, я понимаю, что смогу идеально определять время всю оставшуюся жизнь – на обоих языках.

Так я начинаю понимать английский язык.

– Ты готова, – говорит мне однажды старуха.

Я спрашиваю:

– Для чего?

Она не отвечает. Когда она уходит той ночью, я ощупываю свои отметки на стене. Здесь время важно. Например, сколько времени прошло?

Триста восемьдесят отметок под моими пальцами. Триста восемьдесят дней с тех пор, как я впервые начала считать, с тех пор, как пошла на рыбный рынок в поисках вкуса океана и тарелки лапши, которая мне так и не досталась. Деревья, должно быть, опять стоят в листьях, трава, должно быть, снова зеленая. Снаружи море, должно быть, бушует. В школе наставника Вана будут открыты все окна, чтобы выгнать запах застарелой туши. Сколько недоеденных яблок валяется во дворе после нового поколения учеников? Фонтан с драконами, веселый и бурлящий.

Я испускаю всхлип, затем сдерживаю его – звук вышел отвратительный и безнадежный. Прошел целый год. Время важно, это я знаю теперь. Например, сколько времени должно пройти, чтобы все забылось?

На следующую ночь в мою комнату заходит подмигивающий мужчина.

– Как дела, маленький племянник? – спрашивает он, зажигает фонарь, и оранжевый свет заливает его лицо. Мы оба знаем, что между нами триста восемьдесят один день.

Я научилась верить, что подмигивающий человек был отвратительным существом с множеством голов и языком из пламени. Но он все тот же высокий, грациозный незнакомец, который нашел меня на рыбном рынке. Единственное, что изменилось – это небольшой шрам под правым глазом. Я раздумываю: если бы я увидела его на улице, пошла бы я за ним снова? Именно это пугает меня больше всего. Даже сейчас я так и не знаю, кем он может оказаться.

Он подходит ближе, становится передо мной на колени и подносит фонарь к моему лицу. Свет такой яркий, что мне приходится отвернуться. Он водит фонарем вверх и вниз, отмеряя длину моего тела.

– Ты маленькая для своего возраста, – говорит он, обращаясь не совсем ко мне. – Хорошо для тесных пространств.

Он снова садится на пятки.

– Знаешь, почему мы учим тебя английскому, сирота Фэн?

Я думаю, что знаю: кажется, я начала догадываться. Но я не отвечаю. Не хочу открываться ему снова.

– Отныне, – говорит подмигивающий, переходя на английский, – ты будешь говорить только по-английски.

Воздух между нами сжимается. Я киваю.

– Как давно ты в Америке? – спрашивает он.

– Я никогда не бывала в Америке, – говорю я на своем новом языке. Слова змеятся вокруг, сближая нас.

– Бывала, – мягко возражает он. – Ты живешь в Америке пять лет. Ответь мне еще раз.